Виль Липатов - Игорь Саввович

– Простите! – смущенно сказал Игорь Саввович. – Я только хотел сказать… Я не знаю сам, что хотел сказать. Вам нужно немедленно поговорить со Светланой…

Неужели и это игра – искусная, ловкая игра «мальчика новой формации», как однажды выразился Игорь Саввович о сокурснике? Все заранее продумано, подготовлено, отрежиссировано…

– Иван Иванович!

– Да.

– Почему вы молчите?

Иван Иванович поднялся, раздумал и опять сел. Еще оглушенный моторами самолета, зверски уставший, он тупо взглянул в лицо зятя.

– Вы неузнаваемо переменились, – хриплым голосом проговорил он, опуская голову и роясь в цветных карандашах. – На улице я бы вас не узнал…

Теперь они молчали одинаково напряженно. Иван Иванович оттого, что его до спазм в горле раздражал и злил наглый человек, сидящий в кресле для посетителей, а Игорь Саввович оттого, что во второй раз слышит, как хорошо и бодро выглядит, и что сейчас, не дыша, прислушивается к самому себе. Непостижимо! Неужели возможно в самом разгаре житейского крушения, в час катастрофы чувствовать себя выздоравливающим? Где кошмарные, беспричинные страхи, боль под сердцем, сковывающая все тело свинцовая тяжесть? Нет, он еще не ощущал головокружительной сладости Коло-Юльского ельника, но уже легко и просторно дышал, ощущал здоровое тело, раскрепощающую чистоту и стройность мысли.

– Я не переменился, – беспомощно проговорил Игорь Саввович, зная, что Карцев, как и всякий другой человек, не способен его понять, – Я вдруг почувствовал себя почти здоровым, я не переменился…

Хороший, только очень хороший актер мог так искусно играть невинность. Какие там, к черту, тридцать лет – шестнадцатилетний мальчишка сидел перед Карцевым, путался в словах, краснел от смущения и все-таки не мог сдержать счастливого придыхания, когда говорил, что выздоровел… Иван Иванович пошарил по карманам, вынул распечатанную пачку папирос «Беломорканал», неторопливо закурил и невольно прислушался, как редко и прерывисто вскрикивали пожарные машины – возвращались обратно, и это значило, что завтра утром на письменный стол Карцева ляжет сводка происшествий по городу и области, в которой будет упомянут и сегодняшний пожар. А в конце месяца Иван Иванович вместе с генералом Поповым сойдутся, чтобы обсуждать месячную сводку, тревожиться ростом числа одних преступлений, радоваться снижению количества других. «А если его не будет – конца месяца?» – внезапно подумал Иван Иванович и почувствовал, как сердце больно сжалось, а ставший привычным кабинет с его покатыми сводами показался вокзалом. Пожалуй, именно в это мгновение первый заместитель председателя облисполкома Иван Иванович Карцев впервые серьезно подумал, как возможен и близок конец его заслуженного высокого взлета по служебной лестнице, а те два мгновения, когда Карцев про себя говорил: «Это – конец!», в счет не шли из-за театральной трагичности и напыщенности фразы. «Могут снять, – подумал сейчас Карцев, и это было серьезным. – Другого выхода, видимо, не существует!» А все началось с того, что муж единственной дочери ввязался в уличную драку… Да нет, рано или поздно непременно выплыли бы на суд сотен людей неправедные гаражи на детской площадке.

– Два часа назад я был у Николаева, – сказал Игорь Саввович. – Он, оказывается, забыл мое имя и отчество и сделал строгий, может быть, последний выговор за отсутствие такелажа у Прончатова. А этим вопросом занимался сам Валентинов.

Когда крысы бегут с тонущего корабля, то на спасительный берег первой выбирается не самая крупная крыса, а наиболее трусливая и потому наделенная сверхострым инстинктом самосохранения. Управляющий Николаев открыто, демонстративно, чтобы знали «наверху», пересадил зятя Карцева из тесной комнаты с табличкой «Отдел новой техники» в кабинет заместителя главного инженера, на каждый большой праздник приглашал к себе домой Гольцова со Светланой, прозрачно намекал, что в случае ухода Валентинова на пенсию – только Гольцов и никто другой… Самая трусливая крыса теперь судорожно нюхала воздух дрожащей мордой, соображая, куда бежать и когда бежать. Все эти дни Николаев неутомимо шастал по обкомовским коридорам, исподволь заводил разговоры о Гольцове, делая вид, что относится к делу чрезвычайно объективно, определял, откуда дует ветер и какой: теплый или холодный. К первому секретарю он пробраться, конечно, не мог и не посмел, но побывал у секретаря по промышленности Цукасова, втирался в приемную первого, чтобы поболтать с помощником и секретаршами Левашева, знающими все и немножко больше, чем сам первый.