Виль Липатов - Лев на лужайке

– Ну-с и как-с? – обычно начинал он. – На семнадцати банкомет останавливается, двадцать два – перебор. Это с деревенщиной бывает! Закон!

Я спрашивал:

– Сам Иван Иванович поймали? На полосе?

– Хе-хе-хе! В самый последний момент поймали, на верхней части второй полосы.

– Ну и…

– Любовь зла! Только пожурили.

– А ты не закручиваешь насчет любви?

– А у тебя или у меня было босоногое детство? А ты гонял коней в ночное? А мы родились в деревнях, меж которыми всего тридцать пять километров? Натяните шляпу на нос, мистер, накройтесь – наша карта пока не пляшет!

Чтобы не вызвать у Вальки подозрений, что я его держу главным осведомителем, я иногда тоже выдавал информацию, естественно, мелочную, например, сообщал:

– На рыбалке вместе были!

Странно, но такая новость на Валентина Ивановича Грачева действовала более убийственно, чем им же сообщенный преважнейший факт типа:

– Секретарь горкома похвалил работу партотдела…

Примерно в это же время мой родной отец торжественно принес и царским жестом раскрыл сберегательную книжку:

– Смотри, сын, смотри!

На книжке лежало ровно четыре тысячи рублей, последний взнос – сто рублей – был сделан вчера, и я, вы не поверите, отвернулся, чтобы отец не видел моих слез. Когда мне удалось справиться с собой, я – нильский крокодил, карьерист, конформист и прагматик – вздрагивающим голосом сказал:

– Папа, я даю тебе три тысячи рублей и… Сядь и слушай, батя! Эти деньги я тебе дарю, как ты когда-то дарил мне все, что мог купить… Папа, не подходи ко мне! Лучше я сам подойду, папа…

Я же говорил вам, что безмерно люблю своего отца – нелепого добрейшего человека. Я его любил больше матери, ушедшей от жизни в книги и коллекционирующей сухие листья.

В конце апреля отец купит самые дешевые «Жигули» прекрасного оранжевого цвета…

Удивительно, как много дала мне работа в сибирской областной газете «Знамя». Я был жадным учеником, торопился напитаться жизнью, как губка водой, я познал радость победы – Пермитин, и горечь поражения – партсобрание; многое понял, самое важное вызубрил и мог бы сейчас изложить в двадцати словах все концепции своего мировоззрения, но в этом нет нужды: читатель сам сделает выводы… Но вот этого мне не требуется: «Понять – значит простить!..»

Итак, я возглавлял промышленный отдел «Зари», был членом редколлегии, любил двух женщин – какую больше, сказать невозможно: это все равно, что задаться вопросом: кто из писателей лучше – Достоевский или Толстой? Людей вообще сравнивать нельзя: двух одинаковых не бывает. А вот жизненные пути людей – это одно из любопытнейших явлений. Изучать их, как выражаются, – значит открывать пути в незнаемое. Потому будет, видимо, вечна литература, которая не только прослеживает жизнь человека, а еще и ставит своих героев в нетипичные для них обстоятельства. Речь идет о хороших писателях, которые понимают, что не рок – скажем мягче – не один только рок – делает жизнь человека от начала и до конца. До чего же все-таки опошлены слова: «Кто ищет, тот всегда найдет!» Быть ищущим человеком не всякому дано, человек не может стать им по желанию – вот какая петрушка! Ищущим человеком надо родиться, точно поэтом или художником. Это распространяется на все виды человеческой деятельности, от самых важных и кончая нищенством на перекрестке. Выскажу мысль: «Счастье – есть путь вперед и вверх!» Путь, запомните, путь! Что ничем не отличается от букварного: «Счастье – это борьба!» Счастье – сам процесс действования, ходьба на высоких ходулях или ползанье по-пластунски к заветному. Человек велик и слаб одновременно потому, что ничего, кроме собственного, горького или радостного, опыта, не познает, стараясь не принимать опыт старшего поколения, а все сам, сам и сам. Речи, обращенные к нему, книги, написанные для него, он пропускает мимо ушей, словно слепоглухонемой. Отрицательный опыт, познание негативного – вот это ему по плечу! Все написанное Маккиавелли проникнуто презрением к человеку, но сколько ничтожеств учились у него быть тиранами! Есть жизни мещанские, прекрасно-пустые: хождение на работу, разгадывание кроссвордов, ожидание вечерней кружки пива, коридорно-туалетная трепотня с коллегами; есть жизни прекрасно-полные: человек безостановочно идет вперед и поднимается вверх; эти люди непременно одиноки, хотя, как правило, окружены плотной стеной сообщников; исключение – Никита Ваганов. Я достаточно силен, чтобы не скрывать одиночества… Однако не хватит ли примитивной философии? Пора рассказывать, как я шагнул на еще одну ступеньку вверх: редактор отдела – заместитель главного редактора…