Марио Льоса - Разговор в «Соборе»

— Да ведь дело тут не только в количестве, нам нужны умелые, обученные люди, — сказал доктор Лама. — И потом, это вопрос принципа. Меня обманули.

— Да ладно, доктор, — сказал рябой. — Справимся как-нибудь. Сходим на улицу Меркадо, к рынку, возьмем народу сотни три, с ними и ударим на театр.

— А ты уверен в них? — сказал главный. — Что-то мне плохо верится, Руперто.

— Уверен как в самом себе, — сказал Руперто. — Кой-какой опыт имеется. Поднимем весь рынок и налетим.

— Пойдемте к Молине, — сказал доктор Лама. — Его люди уже, наверно, прибыли.

— И в префектуре, Амбросио, увидели мы этих знаменитых громил сенатора Аревало, — сказал Лудовико. — Вместо пятидесяти их оказалось пять.

— Тут что-то не то, сеньор префект, — сказал Молина. — Нас дурачат. Так не пойдет.

— Я попытаюсь дозвониться министру, запрошу у него указаний, — сказал префект. — Мне кажется, секретарь врет. Нет его, вышел, еще не вернулся, уже ушел. Альсибиадес, женоподобный такой.

— Да нет, это не недоразумение, это больше похоже на саботаж, — сказал доктор Лама. — А это твои, Молина? Двое вместо двадцати пяти? Ну, нет, примите мой отказ.

— Альсибиадес — мой человек, — сказал сенатор Аревало. — Но ключевая фигура — Лосано. Он понятлив и ненавидит Бермудеса. Ну, разумеется, придется позолотить ручку.

— Пять олухов, — сказал Лудовико, — причем один — старик: еле дышит. И вы считаете, что они да мы двое разгоним митинг? Мы ведь не супермены, сеньор префект.

— Все вам будет, — сказал дон Фермин. — Я поговорю с Лосано.

— Придется вам вводить ваших людей, Молина, — сказал префект. — Знаю, что не планировалось и что сеньор Бермудес не хотел, чтобы местные принимали участие, но другого выхода нет.

— Нет, Фермин, вам не стоит, — сказал Аревало. — Вы — член Коалиции, официальный противник режима, а я его столп, так что мне Лосано поверит больше. Я этим займусь.

— Ну, Молина, на скольких парней мы можем рассчитывать? — сказал доктор Лама.

— Человек двадцать, — сказал Молина. — Но все — агенты в офицерских званиях и просто так не согласятся. Потребуются какие-то наградные или что-то вроде страховки.

— Дайте все, что потребуют, лишь бы только помогли разогнать это сборище, — сказал Лама. — Я вам обещаю…

— Кажется, мы напрасно так всполошились, — сказал префект. — Театр еще и наполовину не заполнен. Да кто в нашей Арекипе знает этих сиятельных господ из Коалиции?

— Придут зеваки — из чистого любопытства, и они же, чуть что, бросятся бежать, — сказал доктор Лама. — Но тут, повторяю, дело принципа. Нас обманули, господин префект.

— Я все-таки постараюсь пробиться к министру, — сказал префект. — Может быть, Бермудес передумал — тогда пусть проводят свой митинг.

— Нет ли у вас какой-нибудь таблетки? — спросил главный. — Вот тому самбо. Видите, как он дышит: горная болезнь. Того и гляди брякнется.

— А зачем сунулись в театр, раз людей не набрали? — сказал Амбросио. — Что они, ополоумели, Лудовико?

— Зачем, зачем, — сказал Лудовико. — Наплели нам с три короба, а мы уши развесили и даже пошли есть эти самые перцы, о которых мечтал Иполито.

— В Тиабайе их несравненно готовят, — сказал Молина. — Отлично идут под кукурузную водку. А часам к четырем приходите в комитет. Там сборный пункт.

— По какой причине? — сказал Аревало. — Причину, Лосано, вы сами прекрасно знаете. Утопить Бермудеса.

— Но это же значит сыграть на руку Коалиции, сенатор, — сказал Лосано. — На этот раз я вам не смогу помочь. Подложить такую свинью дону Кайо — сами понимаете. Он — министр, мой прямой начальник.

— Сможете, Лосано, — сказал Аревало. — Мы с вами вместе — сможем. Все зависит от нас двоих. Не посылайте людей в Арекипу, и план Бермудеса лопнет.

— А потом что? — сказал Лосано. — Ведь дон Кайо не с вас спросит, а с меня, своего подчиненного.

— Вы полагаете, Лосано, что я служу Коалиции, и в этом ваша ошибка, — сказал Аревало. — Нет, я служу правительству. Я сторонник режима и противник Коалиции. Режим испытывает сейчас трудности, и надо помочь ему справиться с ними, удалив со здорового ствола сухие и гнилые ветки. Я имею в виду Бермудеса. Вам понятно, Лосано? Вы окажете услугу не Коалиции, а президенту.

— Президент осведомлен? — сказал Лосано. — Это меняет дело.

— Официально президент не может быть осведомлен, — сказал дон Эмилио Аревало. — Но для чего-то же существуем мы, его друзья?

От чичи [61] Чича — алкогольный напиток наподобие пива, приготовляемый чаще всего из маиса. только хуже стало, подумал Трифульсио. Кровь как будто загустела в жилах, вот-вот вскипит. Но он делал вид, что все в порядке, пил стакан за стаканом, улыбался Тельесу, Урондо, Руперто, Мартинесу, чокался с ними. Они уже были сильно навеселе. Рябой верзила просвещал их: вон в том доме останавливался на ночлег Боливар, чича у нас лучшая в мире — и смеялся, довольный, — у вас в Лиме нету такой. Никак ему было не втолковать, что приехали не из Лимы, а из Ики. Трифульсио думал: надо бы не одну таблетку принять, а две, глядишь, и полегчало бы. Он глядел на закопченные стены, на женщин, сновавших от плиты к столикам, потом пощупал себе пульс. Нет, кровь продолжала струиться по жилам, только медленно, страшно медленно. И кипела, кипела — он чувствовал, как плещутся в груди горячие волны. Скорей бы вечер, скорей бы разделаться с работой, с этим театром и вернуться в Ику. Не пора ли нам на рынок, спросил Мартинес. Руперто взглянул на часы: посидим, еще четырех нет. Двери забегаловки были открыты и Трифульсио видел маленькую площадь, скамейки и деревья, ребятишек, запускавших юлу, белые стены церкви. Наверно, и впрямь не в высоте дело, а в старости. Проехала машина с рупорами: все на митинг, все как один поддержим Коалицию. Руперто выругался. Тихо, тихо, сказал ему Тельес, не заводись раньше времени. Ну, дед, как здоровьице? — сказал Руперто, а он ответил: получше, внучек, улыбнулся и почувствовал, что ненавидит его.