Евгений Лукин - Нон-фикшн

Затем, не вдаваясь в детали и не слишком утомляя читателя цитатами, наш вероучитель перепрыгивает сразу на несколько эпох вперёд. Бог, каким мы Его встречаем в притчах Соломоновых, уже не кажется ему глубоким стариком, но, напротив, искушённым, житейски опытным мужчиной средних лет, напрочь лишённым иллюзий. Никаких истерик, никаких потопов, никаких Содомов и Гоморр. Основной рычаг – экономика. («Не допустит Господь терпеть голод душе праведного, стяжание же нечестивых исторгнет. Ленивая рука делает бедным, а рука прилежных обогащает. Собирающий во время лета – сын разумный, спящий же во время жатвы – сын беспутный», и т. д.)

Не задерживаясь долго на временах Соломоновых и почему-то обойдя молчанием пророков, не вписывающихся, надо полагать, в концепцию, Валентин Маркионов сразу приступает, как вы, наверное, сами догадались, к Иисусу Христу. Несмотря на то, что к моменту распятия Спасителю исполнилось уже тридцать три года, по образу мыслей и манере поведения Он напоминает Маркионову наивного юношу, полного надежд на исправление рода людского.

И из этих-то крайне сомнительных наблюдений, значительную часть которых я здесь, понятно, пропускаю, наш самочинный ересиарх (хотя все они самочинные!) делает сногсшибательный вывод: с течением времени Бог становится моложе и моложе.

Бывшему монтировщику сцены и в голову, конечно, не приходит, что Бог остается неизменным – просто человечество взрослеет.

Но это так, к слову.

Естественно, что, наделив Господа возрастом, Маркионов неизбежно вводит для Него понятие времени и лишает тем самым атрибута вечности, как, впрочем, и пары других атрибутов (всемогущества и всеведения), оставляя Ему лишь врождённую всеблагость, да и то в сильно усечённом и специфическом виде.

За две тысячи лет христианства ощипать Всевышнего пытались многие. Но постулировать наоборотность бытия Божия (поскольку доказательствами предыдущие рассуждения признать трудно) – это уже, согласитесь, что-то новое!

Читатель вправе требовать объяснений. И он их получает.

«Бог молодеет потому, – выдержав паузу, победно объявляет Маркионов, – что время для Него течёт не в ту сторону».

Впрочем, тут же спохватывается и вопрошает: «Да, но не будет ли гордыней с нашей стороны так говорить о Боге? Не проще ли предположить, что это мы с вами вылетели, образно выражаясь, на встречную полосу движения?»

И, не давая опомниться, подминает нас оползнем откровений.

Мироздание по Маркионову устроено предельно просто. Оно состоит из Земли и Неба, под которыми надлежит разуметь два противоположно направленных потока времени. Полярных по вектору, так сказать. Один из них – ложный, человеческий, другой – истинный, Божий. Один ведет к смерти, другой – к рождению. В словах молитвы «Отче наш»: «да будет воля Твоя и на земле, как на небе», – Маркионову слышится просьба воссоединить оба потока.

Просьба, увы, не выполнимая даже для Господа, ставшего, как утверждает наш ересиарх, жертвой собственной детской ошибки.

Действительно, детская ошибка налицо, однако к Господу она, право же, никакого отношения не имеет. Готов держать пари, что в школьном возрасте кандидат исторических наук Э. Г. Страдников, равно как и о. Онуфрий (Агуреев), ни разу не открыли книгу братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Жаль. Во-первых, лишили себя удовольствия. Во-вторых, прочти они её тогда – и не пришлось бы им сейчас ломать головы над загадкой происхождения новой ереси, забредая в поисках источника то в гнозис, то в сатанизм.

Чтобы не быть голословным, приведу несколько цитат:

«Контрамоция – это, по определению, движение по времени в обратную сторону».

«– А разве это возможно – контрамоция? – сказал я.

– Теоретически возможно, – сказал Эдик. – Ведь половина вещества во Вселенной движется в обратную сторону по времени».

По-моему, всё совпадает.

Даже возражения похожи.

«Если бы было так, как он пишет, – возмущается о. Онуфрий, – то Ангелы Божьи, посланные Им к Аврааму (прости мне, Господи, невольное кощунство), шествовали бы спиной вперед, чему мы не находим ни одного свидетельства».

А теперь сравните приведённую цитату со следующей выдержкой из той же нестареющей повести-сказки «для научных работников младшего возраста»:

«Но вся беда в том, что, если бы попугай был контрамотом, он летал бы задом наперёд и не умирал бы на наших глазах, а оживал бы…»