Олег Маловичко - Тиски

– Как… как вы меня нашли?

– Да какая тебе разница, как я тебя нашел? – ­Дудайтис крутит в руках кривую сигарету и с тоской смотрит на запрещающий курение знак. – Поставил службу за тобой, как… Давай отойдем, нечего маячить здесь под ногами.

Мы стоим у столика кафетерия в углу, перед самым выходом. Это едва ли не единственное на всем вокзале место, где можно курить. Чем Дудайтис и пользуется. Видимо, он ждал меня давно, потому что успел соскучиться по табаку: первую сигарету выкуривает жадно, в несколько длинных затяжек, и только на второй успокаивается.

– Ты понимаешь, что никуда вы не уедете? Вас Вернер в купе порежет, как свиней.

– Он не узнает…

– Как не узнает, Денис? Как не узнает, если я ему сейчас, прямо отсюда, позвоню и все скажу! Вот, мальчик Денис, к тебе засланный, сестру твою трахнувший по моему заданию, вот он в Москву сейчас удирает. Ты понимаешь, что он с тобой сделает?

– Отпустите меня!

– Да я тебя не держу, чего ты орешь? Иди, если ­хочешь.

Я стою. Ноги словно приросли к грязному линолеуму кафетерия. К нам подходит делегат от группки вокзальных алкашей и, прокашлявшись, просит помочь поправиться. Дудайтис коротко мотает мне головой – дай, и я послушно лезу в карман за бумажником.

– Я одного не могу понять, Денис, – шепотом продолжает майор, когда алкаш отходит. – Ну, ладно, хочешь ты потеряться, свалить, у всех бывает. Но она-то при чем здесь? Ты понимаешь, что ты ей приговор подписываешь? Ты труп, Денис, даже если Вернер тебя не найдет. Тебе теперь всю жизнь скрываться придется – от него, от меня. А это знаешь, что такое? Это поддельные документы, жизнь по съемным квартирам, ни детей не заведешь, ни семьи. Она же баба твоя, что ж ты жизнью ее не дорожишь, что ты ее подставляешь и в говно тянешь вместе с собой? Не могу, не могу понять! Объясни мне, пожалуйста!

– Я люблю ее.

– Так вот если ты ее любишь, Денис, ты имя ее забудешь. Потому что ты со всех сторон в говне, мальчик. И рядом с тобой воняет. Вернер воняет, я воняю. А она из другого мира. Даже если не убьют вас, ты все равно ей всю жизнь испохабишь. Она это через пару лет поймет и все равно от тебя уйдет. А не уйдет – в тебя вгрызется и мстить будет, и тогда – лучше бы ушла. Вы лет через пять в озлобленных уродов превратитесь, поверь мне, я такие семьи видел! Будь ты мужиком, отпусти ее!

Ничто не мешает мне пройти мимо майора. Я уверен, что он не будет меня преследовать. Да и Вернеру скорее всего не позвонит – у них не те отношения.

Равнодушный голос справочной сообщает, что до отправления моего поезда осталось пять минут. Надрывается мобильный. Дудайтис с преувеличенным безразличием изучает листок с меню.

Я подношу трубку к уху и говорю севшим от трусости слабым голосом:

– Я никуда не еду, богатая девочка. Живи сама как хочешь.

Теперь я понимаю, что потерял ее навсегда. И чув­ство ужасающей потери проходит наждаком по нервам. Но где-то в глубине души, глубоко настолько, что самому себе страшно порой признаться в том, что ты там видишь, я замечаю мелькнувшую мимолетно тень облегчения.

Маша садится в поезд, и он трогается. По привычке я выбираю трек, наиболее соответствующий настроению момента. Пусть это будет pac с «Don’t you trust me».

– Тебе харчо или суп-лапшу? – спрашивает Дудайтис. – Возьми харчо, они здесь хорошо готовят.

Когда вечером я прихожу в клуб, у меня приподнятое настроение. Приподнятое настолько, что я собственноручно пизжу случайно забредшего в клуб безумного колхозника, вздумавшего торговать здесь травой.

Потом устраиваю тягучий, жесткий нон-стоп-сет, чего не делал уже давно, и довожу толпу до экстатического состояния. Я выплескиваю в них всю мою усталость, весь мой страх.

Вернувшись домой, записываю на автоответчик короткое «Идите все на хуй» и падаю в кровать.

Долго реву в подушку. Отревевшись, долго смеюсь.

Ситуация упростилась. Стало легче.

Бабок много. Реально много. Для Крота это проблема. Он уверяет, что, чем больше у тебя бабок, тем беднее ты становишься. Увеличивается количество соблазнов, растут амбиции, и ты все равно остаешься бедным мысленно – ты точно так же не можешь позволить себе вещи уровнем выше.

Не в моем случае.

Я не поддаюсь соблазнам. Я ответственен за Симку и родителей.

Мы с Симкой никогда не возвращаемся к разговору о том, что будет дальше, но вопрос этот постоянно висит в воздухе, мы чувствуем его присутствие. Что будет дальше? Я ничего не говорил Симке о своем решении. Пока незачем.