Стелла Даффи - Сказки для парочек

Мартин принимает душ и возвращается на кухню уже одетым для приема гостей. Теперь он творит еще более вдумчиво — не стоит оставлять пятна на шелке. Джош отправляется за два квартала: официально за тем, чтобы исследовать винные полки и вернуться домой с нектаром, неофициально — чтобы полюбоваться кроем своего нового пиджака из мягкой кожи, отражением плывущего в сумеречных витринах.

А тем временем Мартин на кухне кладет последние штрихи: прячет меж хрустящих корочек домашнего слоеного теста кусочки стилтона и спаржи. Подогревает кружочки лосося, переложенного свежими травами из собственной теплицы. Тщательно отжимает каждый младенчески нежный листочек шпината, склеивает их яичным белком с пряностями и быстренько запекает до образования тонкой нежной корочки. На все про все у Мартина уходит три часа. Затем он раскладывает угощение, создавая шедевры на подносе. Гости с бокалами в руках и ртами, набитыми словами, и не заметят, что едят произведения искусства. Но Джош и Мартин знают, чем угощают, и этого достаточно.

Появляется Кушла. Но прежде она проехалась на такси и прогулялась по улицам, где подстерегла несколько случайных жертв. Ей требовалось убедиться, что она, во-первых, желанна; а во-вторых, готова действовать. Убедилась. Продавец в магазине предложил ей стопроцентную скидку на «Лоран Перье», таксист не взял чаевых, но поцеловал ей руку. На мгновение Кушле захотелось бросить все и поразвлечься. Легко кружащиеся головы сулили более приятный вечер, чем тот, что она запланировала. Но это стало бы удовольствием, а Кушле надо работать. У нее особая миссия. Ей предстоит показывать фокусы, и сейчас не время устраивать перерыв на чай.

Кушла входит в чудесный холл и, как заведено в этой компании, поначалу не стремится блистать. Она замирает на месте: хрупкая фигурка в обрамлении широкого дверного проема, шампанское в одной руке, шоколад в другой. Тело ручной работы облечено в неброскую светло-серую парусину и бледно-зеленый шелк.

Рядом с американской красотой Мелиссы, владелицы галереи, — стильность и выпирающие кости, упакованные в серебро, — Кушла кажется маленькой и чуть более женственной, чем хотелось бы Мелиссе.

— Боже, дорогая, где Мартин тебя откопал? Да ты просто прелесть!

Кушла улыбается, когда Мелисса — по привычке высокой женщины подчеркивать свой рост и значимость — публично принижает ее. Кушла знает: Мелиссе приходится надувать щеки, потому что она спит одна, а со своими одинокими друзьями трахается исключительно ради общения. Мелисса не способна удержать любовника подле себя, как не способна поддерживать свою костлявую худобу без ежевечернего промывания желудка. После этой процедуры она вбивает в кожу ночной крем и забывается тоскливым сном. Просыпается Мелисса в тихом доме, где нет мужчины, который потревожил бы ее утреннее похмелье. А она так мечтает о мужчине, который потревожил бы ее утром, пусть даже и с похмелья.

На фоне пугающих чар Суниты, скандально известной азиатской актрисы, задрапированной в красный и пурпурный бархат, подчеркнуто серенькая Кушла положительно теряется.

— Ты ведь не актриса, правда? Нет, вряд ли. Ты ведь не врываешься в комнату так, будто готова сожрать любого мужика! — Сунита хохочет своим знаменитым раскатистым смехом, ловит взгляд Мелиссы и добавляет: — И половину баб в придачу.

Мелисса отворачивается к собеседникам-мужчинам. Да, она переспит сегодня с Сунитой. Если придется. И Сунита переспит с ней, если так сложится. Но на самом деле обе нормальны, и секс с женщинами приносит им лишь скудное удовлетворение. Они предпочли бы отправиться домой с мужчиной, с любым мужчиной. С другой стороны, они предпочтут секс, любой секс, еще одной ночи без теплой плоти под боком.

Приятели и бывшие любовники Мартина и Джоша сочли Кушлу милой, хорошенькой и весьма заурядной. Она не намерена спорить с ними. Если надо, Кушла будет милой и заурядной. А сегодня как раз тот случай. Она станет разогревать их медленно. Начнет вечер простушкой и закончит неотразимой дивой. Они и не заметят перемены, которая произойдет у них на глазах. Не заметят, пока не станет слишком поздно. По сравнению с видавшими виды Джоан и Питером, журналистами и супругами старой закалки, Кушла — сама юность. И, следовательно, сама невинность.

По мере того, как вечер ползет к финалу, вино перетекает в желудки, а разговоры набирают темп, очарование Кушлы проступает все явственнее.