Елена Сазанович - Нечаянная мелодия ночи

– Ты надеюсь тоже?

– Я? Я уже один раз умирала. Этого вполне достаточно. Два раза не умирают.

Я расхохоталась во весь голос. Мне было удивительно хорошо. Совсем скоро Новый год. Он наверняка будет лучше прежнего. Мы встретим его вместе. Я и Денис. Я ему все объясню. И под Новый год он простит мою шалость. А Игнат… А Игнат никогда не простит свою подругу. Он, наверняка, за этот вечер найдет милую девушку, влюбленную в него по уши и ничего не требующую взамен этой недолговечной любви.

Мы вышли на улицу. Крепко взявшись за руки. Как в детстве. Я и мой старший брат. Этот пьянящий морозный воздух, эти огромные хлопья снега, эта зимняя белоснежная ночь. И мне вдруг захотелось раскрыть ему правду. Сказать, что это я все придумала, чтобы спасти его от неверной любви. Что Денис неплохой парень. А чувства Риты сегодня мы решили просто проверить.

– Игнат, – тихо сказала я. – Я хочу тебе сказать…

– Не нужно, сестренка, – он слегка прикрыл ладонью мой рот. – Пожалуйста, ничего не объясняй.

Мой братец, как всегда не любил сложностей. И как всегда ничего не желал знать.

Мы шли по заснеженной тропинке, ведущей прямо к маленькому озерцу. Толстый лед покрыл его и Игнат рассказал, что здесь частенько катаются на коньках. Он тоже катался, но не упомянул Риту. Это был хороший знак. Он о ней не хотел вспоминать. Мы остановились. Горы, лес, озеро. Было так много природы. И так мало в ней нас. Мы растворялись в этой снежной пыли. И она падала на наше лицо, руки, но не таяла. Был сильный мороз.

– Помнишь, когда-то я пропадал целыми днями на катке. И однажды, когда наступила легкая оттепель, туда провалилась собака, – сказал Игнат.

Я конечно же помнила. Прорубь. И уже никого на катке. Легкая оттепель. Скоро весна. Но собака об этом не знала.

– И ты мечтал ее спасти, я помню, Игнат.

– Но не спас. Не успел…

– И ты дал себе слово, что обязательно в жизнь кого-нибудь спасешь. Ты всегда спасал, Игнат. Меня, маму, друзей. Ты никому не отказывал в помощи.

– Но ее спасти не успел…

Мне в этот миг захотелось встряхнуть его. И убедить, что никого спасать не надо. Что в помощи нуждаются все. Но не всех удается спасти.

Похоже, он думал наоборот. И я его не убеждала. Он всегда хотел казаться очень сильным, очень мужественным. И, наверное, мечтал совершить подвиг. Мне не нужны были его подвиги. Мне просто хотелось, чтобы мой брат был всегда. Он был так похож на природу. Суматошный ветер. Яркое солнце. Белый снег. Охлаждающий дождь. Он был так похож на бесконечность… Он всегда хотел спасать и при этом быть спасенным. И мне вдруг впервые подумалось, что он не так уж силен. И от этой мысли стало горько и душно. Был сильный мороз… И внезапную тоску, мысли о детстве, я списала на раздражение, возникшее оттого, что в этом прокуренном баре он не сумел первым меня защитить. Я как всегда сумела всему найти оправдание.

Мы вернулись в дом, продрогшие насквозь, дующие на свои охлажденные ладони и топающие ногами. Каждый был уверен, что дома нас ждут. Те, которые нас совсем недавно любили. Нас никто не ждал. Неужели нас уже никто не любил?

Мы включили елочные огни, но и их яркое сияние не принесло утешение. Мы присели у окна. Игнат закурил, а я пыталась согреться горячими глотками мятного чая. Единственного чая, который был в доме. Вновь этот мятный привкус. Который я ненавидела. И который никогда не хотела больше испытать. Дурное предназменование. Наверняка, это был любимый чай Риты.

На улице стоял одинокий прохожий. Мы заметили его, когда еще входили в дом. Потом мы переоделись, потом согрелись, потом заварили чай, потом Игнат закурил первую сигарету. Не так уж и мало времени. А прохожий все стоял. И нам стало легче. Ждали не мы одни. Он тоже ждал.

– Ну что, угадаем? – глаза Игната лукаво блеснули. Он играл в безмятежность.

– Он, конечно же, ждет свою девушку, – предположила я, поддаваясь его безмятежной игре. – Он настолько любит ее, что готов замерзнуть на месте.

– Или он ждет друга, своего друга детства, с которым не виделся уже лет двадцать. И который вернется с дальнего плавания именно под овый год.

Незнакомец все ждал. Так же упорно, упрямо, стоя на одном месте. И в его ожидании читалось отчаяние. Он казался очень несчастным, он казался очень одиноким. Будто это был его последний шанс. Последняя надежда на спасение. Он изредка похлопывал руками по своей общипанной заячьей шапке. От этого жеста щемило сердце.

– Он ждет подарок на Новый год. От деда Мороза, – я вспомнила вдруг Дениса. Свой новогодний подарок. И мне захотелось расплакаться.