Иоан Поппа - Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа

Чердану не суждено было дожить до пенсии, но Михаил однозначно не пропустит момента выхода на пенсию.

Нам не довелось увидеть Чердана – не разрешили. Место было сразу оцеплено секуритате. Я видел только издали машину «скорой помощи», которая его забрала, и на другой день – двух солдат, которые несли на плечах гроб к воротам. Нам вообще запретили говорить о нем. Никто не знает, есть ли у него невеста, жена или ребенок, мать, которая его оплакивает, или старый отец, который бы разыскивал его у ворот казармы, где, как говорит Кошбук в своем стихотворении, «старый капрал отворит ему дверь» [55] Строка из стихотворения «Трое, Господи, все трое» Джордже Кошбука (1866–1918) о трех сыновьях, вернувшихся с русско-турецкой войны. , и скажет, что сын его погиб, не будучи сражен пулей в долинах Смырдана или пронзен ятаганом в грудь, а бросившись со строительных лесов. Кошбук не мог бы себе вообразить ничего подобного, Ребряну бросил бы профессию писателя и не закончил бы «Лес повешенных» [56] «Лес повешенных» (1922) – роман Ливиу Ребряну, посвященный событиям Первой мировой войны ( прим. ред. ). , если бы услышал об этом.

Это происшествие произвело на нас гнетущее впечатление, так, как бывает иногда в осенние вечера, когда мы находимся на лесах и дует ветер, смешанный с дождем, а свет спешно покидает нас, уступая место темноте.

И вечером за ужином мы, офицеры, тоже больше не разговаривали и не давали никаких распоряжений. Солдаты ели молча, также молча собрались сами на улице и молча пошли к автобусам, строясь в колонны без командиров. Такого не случалось никогда. И нам не было грустно, мы не причитали, оплакивая погибшего. Но чувствовали что-то странное, как будто у нас больше не было никакой цели в жизни. Однако координационная группа, со свойственной ей великой мудростью, заметила это и благосклонно задала нам цель: расширить деревянный мост, перекинутый через пропасть и который вечером мы переходили, когда покидали Дом.

Мы работали там больше недели, но эту работу засчитали как нормативную и включили в наш план. Потом мы получили новые рабочие точки и новые приказы. Однако приказы, которые мы получаем, давно уже нас не мобилизуют, они только приходят, налетают на нас, как хищные птицы, и потом исчезают в небытии: все, что они могут сделать, – это украсть у нас время и не дать нам больше ни мгновения передышки.

Работаем слепо. Дом теперь уже хорошо оформил свои очертания, он уже возведен, верхнее перекрытие залито бетоном полностью, фасад, выходящий на проспект Победы Социализма, выложен мрамором, трехцветный флаг развевается теперь в небесной тверди, будучи прикреплен к величественному шпилю. Нас должен бы радовать вид Дома в стадии отделки, но, глядя на него, мы не испытываем ни чувства радости, ни чувства ненависти.

Мои люди работают в корпусах B1, C3 и A. Теперь мы можем подниматься наверх на отметки не только по внутренним лестницам или по лесам, но и на огромных «алимаках» – больших наружных лифтах, собственно, являющихся не лифтами, а скорее, платформами, на которых отправляют наверх материалы, кирпичи, известь, песок, керамическую плитку и мрамор.

Обычно мы обходим стороной бараки инженеров. Очень немногие из них – порядочные люди, большинство же испытывают «аллергию, когда они видят цвет хаки», так что мы ограничиваемся строго рабочими отношениями, тем более что благодаря отданным приказам они делают с военными что хотят.

Время от времени нас зовут в барак главного инженера Илиеску. Он находится снаружи Дома, рядом с забором, который отделяет «Уранус» от проспекта Победы Социализма. Здесь несколько бараков, фактически целый ряд, в одном из них находится киоск, где можно купить дешевые консервы, развесной мармелад (полный песка и камней) и сигареты. С другой стороны, у стадиона, еще был маленький продуктовый магазин, но в этом году его закрыли.

Когда мы заходим в барак, главный инженер Илиеску, человек хрупкого сложения, смотрит на нас холодными, как у рыбы, глазами. Он всегда сидит за столом и курит, время от времени посматривает в окно барака, потом поворачивает голову к нам: «У тебя какое звание?.. Не говори, когда тебя не спрашивают… А где тот здоровый, который у вас шеф (это капитан Мэркучану)?.. Внимание, уважаемые, мне противно от цвета хаки…»

Иногда, когда он в хорошем настроении, он развивает перед нами с выражением и табачным хрипом свои философские взгляды относительно армии:

– Армия, уважаемые, – говорит он нам, выпуская дым через нос, – это институт некоторым образом бесполезный. Я должен постоянно за вами наблюдать и заставлять вас работать. Военное дело, что бы вы ни сказали, имеет в себе паразитическую составляющую, а я бездеятельности не выношу.