Люциус Шепард - Кольт полковника Резерфорда

Итак, воодушевленный любовью, а также сознанием того, что проводимая им кампания существенно подорвала ее волю к сопротивлению, полковник в половине десятого вечера появился в спальне Сьюзен, одетый точно так же, как он был одет в день убийства: нижняя рубаха и брюки с подтяжками. В руке он держал кольт, предусмотрительно упрятанный в кобуру, чтобы она не подумала, будто он хочет причинить ей вред. Мягкий оранжевый свет исходил от лампы на ночном столике, абажур которой имел форму продолговатых стеклянных листьев, заключенных в свинцовый оклад; на постели поверх покрывала, за пологом москитной сетки, в зеленом шелковом халате лежала Сьюзен, погруженная в чтение. При виде полковника черты ее лица как будто начали расплываться; она слабым голосом сказала: «Нет» – и вновь уткнулась в книгу.

Невзирая на этот протест, полковник откинул сетку, присел на край постели и негромко, словно боясь ее потревожить, произнес: «Я хочу быть с тобой». Голос его дрожал от волнения. Сьюзен зажмурила глаза:

– Ради бога...

– Я больше так не могу, Сьюзен, – продолжил он. – Я люблю тебя, ты мне необходима.

Она изменила положение книги так, чтобы прикрыть ею свою грудь, и медленно покачала головой.

– Нам надо продвигаться вперед, – сказал он. – Я признаю, что был к тебе невнимателен...

– Невнимателен? – У нее вырвался судорожный смешок. – Ты полагаешь, что был невнимателен?

– Да, – сказал он. – Невнимание лежит в основе всего. Это оно, невнимание, породило... – ему потребовалось немалое усилие для того, чтобы выдавить из себя это слово как болезненное напоминание о прошлом, – жестокость. Да, я признаю, что поступал жестоко. Я долго не мог понять причину такого поведения, и только сейчас до меня дошло, что я тебя боялся.

Она посмотрела на него удивленно и недоверчиво: губы полуоткрыты, в голубых глазах странный блеск. У полковника сложилось впечатление, что она его не узнает или – на что он очень надеялся – видит его в новом, неожиданном для нее свете.

– Я всегда был чересчур сдержанным, – сказал он, опустив голову. – Я боялся... сближения, думал, ты перестанешь меня уважать, если не будешь видеть во мне Полковника Резерфорда. – Он произнес звание как имя собственное. – И еще я боялся, что, однажды выбравшись из этой оболочки, я уже не смогу в нее вернуться и потеряю уважение окружающих. – Он сжал руку в кулак и приложил его к своему виску. – Мне больно об этом думать. Как я мог так высоко ценить столь жалкое сокровище – чье-то там уважение? Сейчас оно для меня ничего не значит. Все, что мне нужно, – это твое прощение и твоя любовь.

При слове «любовь» удивленное выражение ее лица сменилось каменной маской.

– Я тебя ненавижу! – сказала она свирепым ведьмовским шепотом. – И как только ты смеешь подходить ко мне с такими речами?! О боже!

У полковника сдавило грудь, в глазах поплыли полосы тумана, но он взял себя в руки и сказал:

– Хорошо. Если ты меня ненавидишь... возьми. – Он вынул кольт из кобуры и положил его на постель. – Возьми и прикончи меня. Я больше так жить не могу.

Долгую минуту она с вожделением смотрела на кольт; потом подняла взгляд на полковника и снова перевела его на оружие.

– Бери, – сказал он.

Лицо Сьюзен дрогнуло, а затем исказилось гримасой ужаса, и полковник догадался, что она узнала в кольте тот самый пистолет, из которого был застрелен Карраскел.

– Ну же... – Он взял кольт и приставил его дулом к своей груди. – Тебе осталось только нажать на спуск, это совсем не трудно.

Пальцы ее правой руки, лежавшей на обложке книги, конвульсивно согнулись, и полковник с тревогой подумал, что она может и в самом деле принять его жертву; однако она не дотронулась до пистолета и резко отвернула голову, так что он не мог видеть ее лицо.

Он положил кольт на ночной столик, придвинулся и навис над нею, упершись правой рукой в постель рядом с ее талией.

– Надо как-то жить дальше, Сьюзен, – сказал он. – Это не может продолжаться вечно.

Он осторожно наклонился и поцеловал ее в шею. Она замерла. Все так же осторожно он отнял у нее книгу и переместил ее на столик. Он поцеловал ее в подбородок, уловив подавленный вздох, и распустил пояс шелкового халата. Она не отвечала на его поцелуи и прикосновения, но и не сопротивлялась, – на большее он пока и не рассчитывал. Медленно и нежно он побудил ее уступить, и когда он опустился на постель меж ее ног и почувствовал, как плоть ее подается под его напором, полковник испытал необычайное, ни с чем не сравнимое и до сего момента ни разу им не испытанное наслаждение.