Канта Ибрагимов - Стигал

Позже, все это вспоминая, я просто поражался своей расторопности. Конечно, была бешеная, даже сумасшедшая, а другое слово и не подходит, мотивация. Была удача. Но дело, видимо, в ином. Когда я с горы кубарем полетел, а это метров пятьдесят-шестьдесят, то меня не раз и со всех сторон так тряхнуло, что всю эту мерзкую слизь, в том числе и из катетера, просто вышибло (благо, мозги остались). А когда дыхание стало свободным, кислород стал полноценно поступать, и я ожил. Быстро добрался до своего любимого места. Холода и прежней дрожи как не бывало, наоборот, даже вспотел, только руки в грязи, холодные. А ведь для снайпера главное, чтобы руки были теплые, мягкие, послушные, а остальное – оптика и армейский опыт решат. Я обе руки, как в армии учили, сунул под мышки – тепло. А сам изучаю диспозицию. Вот из-за горы появился джип. Удивительно, что машина всего одна, скорость бешеная. Машина уже на месте. И какое счастье! Он сам за рулем. Я даже без оптики его четко вижу. Внук дяди Гехо торопливо обошел свой джип, с показной угодливостью открыл заднюю дверь. О! Какая молодая, видная особа. Может, прямо со сцены или с подиума (я не просто так говорю, об этом подумал – вспомнил дочь). Эта дама в роскошной шубе, сапоги на высоченной шпильке, так что она не может на таком заснеженном грунте стоять. А он ее деликатно поддерживает, видно, что-то говорит, смеются, радуются, довольны. Это все я уже разглядываю через оптику и думаю – сейчас эта райская поляна станет для него адом; он точно в ад попадет, я ему помогу. Для надежности, мне после этого бояться некого, лишь Бога, я открутил глушитель, навел ствол. Крестик оптического прицела прямо лег на его морду с бородкой. Указательный палец к пуску, к началу моего счастья готов. Однако я чуть побаиваюсь. Он все к этой бабе лезет, то ли что-то шепчет, то ли хочет поцеловать. Его башка на месте не стоит, а я так могу и в эту дуру попасть. О! Вот какая удача! Он достал из кармана телефон, отошел в сторону. Боком ко мне стал, но телефон у уха. А вот он повернулся. Какой молодец! Вот так и стой, болтай.

Ветра почти нет, расстояние оптимальное. Винтовка пристреляна. Я навел прямо на висок – так надежнее всего. Теперь надо глубоко вздохнуть, затаить дыхание – и очень плавный щелчок… Но я не могу. Мой палец не повинуется, словно онемел или замерз. И я думаю не о нем, потому что в моем сознании произошел какой-то щелчок, и я вспомнил свое голодное, беспризорное детство в детдоме Казахстана и родной мне образ – чуть заросшее лицо дяди Гехо. Именно такое оно было, когда он взял меня на руки, на чеченском приласкал, и с тех пор у меня началась новая жизнь, как праздник! И вот я вижу – это точно лицо дяди Гехо. Именно такой он был, когда я его впервые увидел. А я на него навел крест прицела! От этих внезапно нахлынувших воспоминаний я сильно растрогался, аж глаза прослезились. Я опустил винтовку, смахнул слезу и без прибора вновь увидел реальность бытия. Картина та же. Эта дрянь по-прежнему по телефону болтает. И я вспомнил – теперь и он перед глазами – образ своего сына, а также лицо дочери.

– У-у! – со злостью простонал. Вновь решительно и быстро направил ствол, палец на курке, вдохнул, затаил дыхание, а вижу дядю Гехо – добрый, милый мой дядя Гехо. Я опустил ствол, взгляд отвел от прибора. Тут же вспомнил сына. Вновь прильнул к окуляру: образ дяди Гехо! Как я его любил и люблю. И я не могу в него стрелять. Не могу. Мне очень тяжко. Вновь на глаза набежали слезы. А ведь сына я люблю не меньше, а может, и больше. И я на этот свет смотреть не могу – такая злость. И в окуляр смотреть не могу – боль! Как он на деда похож – копия дяди Гехо, и в нее стрелять? Как мне стало плохо. Не знаю, что делать? Не могу видеть этот грязный, подлый мир. Даже горы испоганили. Мне захотелось умереть, улететь в чистое, бесконечное голубое небо. Я вознес взгляд. Ветка сосны прямо над головой. Попытался ее левой рукой отодвинуть, и тут – бах! Выстрел. Случайно нажал. Словно сразу же отрезвел, вернулся в реальность. Вновь я ствол навел. А этот «герой» шустро, как кролик, уже подбежал к джипу. Почти на месте с пробуксовкой машину развернул и, видать, так испугался, что чуть было свою красавицу не оставил. Она заковыляла к притормозившему джипу. Пару раз упала и все же забралась. Машина рванула. Я навел ствол. Но стрелять – почти бесполезно. Просто выдам себя. Был очень злой, а как жалел. Как жалел! В это время его нукеры по сторонам в горы вглядывались. Они недолго пробыли, уехали. Но я не вылез из своего укрытия, чтобы не засекли, потому что я должен дождаться следующего своего шанса.