Юрий Козлов - Враждебный портной

К Порфирию Диевичу зачастили бывшие пациенты с подарками. Казалось, в Мамедкули венерическими болезнями переболели все, включая старых дев, если таковые имелись в этом славном городе.

«Сейчас изобрели новые сильные антибиотики, — заметил деду в свой последний приезд Дима (ему в ту пору было шестнадцать лет, и он уже опасливо размышлял на эту тему), — скоро, наверное, венерические болезни ликвидируют как класс. Ты останешься без работы».

«Никогда, — уверенно возразил Порфирий Диевич. — Наоборот, чем дальше, тем их будет больше и тем они будут разнообразнее. Прогресс и болезни — сообщающиеся сосуды. Точно так же как деньги и болезни. Венерические болезни... — на мгновение задумался дед, — это... неопалимый кусок хлеба для врача-­венеролога, надеюсь, Господь меня простит. Ты — молодой, ты доживешь до времени, когда болезни будут искусственно создаваться и распространяться, чтобы люди непрерывно платили за лечение».

Неопалимый, он же неотменимый, подумал Каргин позже, когда Порфирий Диевич поселился на зимней даче в Расторгуеве, где к нему немедленно потянулись больные. Самое удивительное, что дед никоим образом не афишировал свою профессиональную принадлежность. Информация о нем распространялась вирусно, как сами кожные, венерические и прочие болезни, а позже — зловредные компьютерные программы.

Куры и примкнувшие к ним голуби в год расставания деда с Мамедкули гадили на «Telefunken» особенно интенсивно, словно хотели таким странным образом заставить хозяина изменить решение. Приемник как будто оделся в доспехи из гуано. Оно стекало по нему, как лава по склонам вулкана. Уже и шкалу затянуло серой коростой. Только два, сохранившие в неприкосновенности свои канувшие в Лету названия, города победительно прочитывались на загаженной шкале — Danzig и Stalingrad. На приемнике по-прежнему гордо ночевал, а судя по количеству гуано, и дневал ( галльский ?) петух. Тевтонская мощь вновь была посрамлена и унижена . Заходя в сарай за яйцами, Каргин вспоминал слова фельдмаршала Кейтеля, увидевшего в Потсдаме, на подписании акта о безоговорочной капитуляции Германии, французского генерала. Как, удивился Кейтель, французы тоже нас победили?

Не проспи величия...

Слова витринного бога одежды вспомнились Каргину, когда он узнал от Ираиды Порфирьевны, что приемник не просто сохранился, а находится на даче — на чердаке, и, вполне вероятно, в рабочем состоянии.

«Я его, естественно, не включала, — сказала Ираида Порфирьевна, — но, кажется, там есть какие-то провода. Я, вообще, страшно разозлилась, когда он мне его притащил...»

«Кто?»

Каргин на служебной машине вез мать домой с премьеры художественного фильма «Интимные места» в клубе «Фани Кабани». Геронтофил-сосед, так называемый «мальчик», предусмотрительно скрылся. В охране сказали, что «он только что был здесь». В ресторане: «Должен появиться с минуты на минуту». Похоже, в «Фани Кабани» царила круговая порука. Своих мерзавцев здесь не сдавали, или — все здесь были мерзавцами.

Услышав про приемник, Каргин едва сдержался, чтобы тут же не рвануть на нетопленую дачу в Расторгуево. Но дело шло к концу рабочего дня. Они нервными рывками продвигались по бесконечной, как дни экономического и финансового российского кризиса, Профсоюзной улице. Дорога впереди была не просто застегнута на все пуговицы, а затянута под самое горло на неразъемную «молнию» из тысяч вцепившихся друг другу в бамперы машин.

«Хорошо, что ты про него вспомнил, — продолжила Ираида Порфирьевна, — отнесешь этот хлам на помойку. Зачем он мне его привез? И зачем я, дура, его взяла?» — с недоумением повернулась к Каргину.

«Чтобы не проспать величия » , — едва слышно пробормотал себе под нос Каргин, но мать расслышала. Она уже давно слышала все, что хотела, а чего не хотела — не слышала.

«Какого еще величия?» — с подозрением посмотрела на него Ираида Порфирьевна.

«Помнишь, так говорил фотограф в фильме», — нашелся Каргин, вспомнив, что этот фотограф изъяснялся в фильме исключительно матом.

«Тоже смотрел эту мерзость?» — брезгливо поджала губы Ираида Порфирьевна.

«Как и ты, — пожал плечами Каргин, — купился на название».

«Я не купилась, — возразила Ираида Порфирьевна, — поздно мне покупаться на такие названия».

Понеслась смотреть, как ветер, усмехнулся про себя Каргин, да еще с... так называемым « мальчиком ».