Дмитрий Вересов - Невский проспект

– Что-то происходит. – Женька нахмурился. – Вернее, должно произойти, но, как ты уже понял, время и пространство – понятия более чем условные. Ты должен вернуться назад!

– Что-нибудь еще случилось? – поинтересовался сэр Фрэнсис.

– Пока нет! – сказал Невский. – Я рад, сэр, что вы здесь, потому что сам я должен снова отправиться в путь и не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще!

Марков хотел возразить, но в этот момент почувствовал, что снова уходит. Он вцепился скрюченными пальцами в подушку, заметил недоуменное выражение на лице сэра Фрэнсиса, прощальный взгляд Невского. Увидит ли он его еще?.. Кирилл пытался сопротивляться неведомой силе, тащившей его назад, но исход этой борьбы был предопре-делен.

При свете дня больница показалась Иволгину вовсе не таким уж страшным местом. Персонал выглядел живее и добродушнее, и рисунки с героями сказок, украшавшие холлы, не казались ему уродливыми. И вообще все было просто замечательно. Потому что с Верочкой все было в порядке. Ну почти в порядке! Вадим не мог успокоиться, пока не увидел ее своими глазами и не услышал от лечащего врача, что опасаться за ее жизнь и здоровье нет причин. Обычная простуда, от которой скоро не останется и следа.

– Если подумать, – объяснял ему тем же вечером отдохнувший Марков, – ты сам устроил панику практически на пустом месте, и само собой, теперь, когда все благополучно разрешилось, жизнь кажется тебе прекрасной и удивительной. Так, брат Иволгин, не годится – говорю тебе как человек, хорошо знакомый с психиатрией. Это называется истеричность!

– Во-первых, – хмурился Иволгин, который, напротив, был и выглядел чертовски усталым, – сплюнь или постучи – ничего еще не разрешилось. Вот когда она будет здесь, здоровая и веселая, вот тогда можно будет сказать, что все разрешилось! А во-вторых…

Он зевнул и допил свою чашку – с тем самым успокаивающим чаем.

– Во-вторых, не знаю, что тебе сказать. Есть, наверное, в твоих словах некая сермяжная правда, но исправить себя в данный момент не могу – сил нет! Я завтра над этим подумаю!

Верочку вскоре выписали, и жизнь снова потекла своим чередом. Регулярно приходила участковая докторица с труднозапоминаемыми именем-отчеством, которые Иволгин записал на специальной бумажке, но все равно забывал и путался. Докторица строго смотрела на него поверх очков и снабжала наставлениями на все случаи жизни. Вадим эти советы тоже записывал, вкладывая листочки в старый потрепанный том «Мать и дитя», презентованный еще в первые дни его отцовства кем-то из знакомых.

Альбина однажды заметила, что Вадим похож на маленький такой кораблик, который пробирается к своей цели наперекор ветрам. Марков, которого она тогда призвала подтвердить сие наблюдение, хмыкнул что-то в своей новой, слегка снисходительной манере, которая тем не менее нисколько не задевала Домового.

Что ж, плывем дальше!

Кирилл Марков придирчиво рассматривал себя в зеркале гримерки. Вся прошлая жизнь с ее неудачами и радостями в этот момент перестала для него существовать. Даже Джейн и Невский отступили куда-то далеко на второй план. Он глубоко вздохнул. Сегодня станет ясно, чего он стоит в качестве актера. Либо прав был Юрий, разглядевший в нем способности, о наличии которых сам Марков до тех пор не догадывался, либо… Либо не прав.

В коридоре рядом с гримерками кто-то стал вы-свистывать знакомый мотивчик.

– Трудно дело птицелова, изучить повадки птичьи, помнить время перелета…

Кирилл поморщился, опасаясь, что песня прицепится, как это иногда бывает. А буквально секунду спустя свист оборвался, словно исполнителя схватили за горло. Выглянув в коридор, Марков увидел, что так оно, собственно говоря, и было.

Человеком, душившим свистуна, был не кто иной, как сам Юрий. Марков на мгновение решил, что у того приступ помешательства, но через мгновение все объяснилось.

– Загубит, сволочь, премьеру! – пояснил актер, выпуская из рук жертву, – к счастью, несмотря на обуявший его праведный гнев, до конца он бедолагу не додушил.

Бедолага, который, кажется, ухаживал за исполнительницей роли Офелии, вытянулся у стены, боясь сдвинуться с места без разрешения. Юрий протянул палец в величественном жесте, указывая куда-то в сторону пожарного выхода, и преступник затрусил туда, боязливо оглядываясь.

– В гневе ты страшен! – рассмеялся Марков, но по лицу коллеги было видно, что ему не до смеха.

Свист в театре – ужасная примета, сулящая провал. Кирилл не был от природы суеверен, но сейчас, перед премьерой, и ему начинало казаться, что любая мелочь может фатально отразиться на его дебюте.