— Я-то не оборачиваюсь, а ты расскажи, если знаешь, что-нибудь про проклятия, — поинтересовался овца.
— Проклятия, говорите? М-м-м. Ням-ням. Знаю! — сказал Никчемуха. — Вкусно. Ням-ням.
— Тогда скажи, где их можно снять? — спросил овца.
— Всё очень просто! Ням-ням. Нужно прыгнуть вон в тот источник, — ответил Никчемуха.
— Но я ведь не умею плавать!
— Совсем не нужно уметь плавать. Всё будет в порядке! И всё-таки, какой он вкусный! Ням-ням.
Овце уже стало всё равно. Он подошёл к краю источника и, не раздумывая, нырнул. В этот самый момент в источнике исчезла вода, и овца ударился головой о его дно. Потемнело в глазах.
— Ну, извини! — сказал кто-то. — Откуда мне было знать, что ты будешь нырять головой?!
Овца открыл глаза и увидел перед собой старичка маленького роста. Было в нём сантиметров сто сорок.
— Ой, больно, — сказал овца. — А ты кто такой?
— Я — Его Величество Святой Овца, — ответил, приветливо улыбаясь, старец.
— Так значит, это ты наложил на меня проклятие? Зачем ты это сделал? Я, ведь, не сделал ничего плохого. За что мне такие мучения? Прямо не знаю… у меня уже сил нет. Смотри, вон какая шишка на голове! — сказал овца, показывая Святому Овце свою шишку.
— Ну, извини, извини. Не со зла! Хотя, всему есть свои причины, — сказал Его Величество Святой Овца.
— Хотелось бы услышать, какие? — продолжая сердиться, спросил овца.
— Ладно. Только первым делом иди сюда. Мне есть что тебе показать.
Его Величество Святой Овца зашагал быстрыми шагами вглубь ямы, и овце ничего не оставалось, как пойти за ним вслед, кивая головой. Его Величество Святой Овца вскоре оказался перед каким-то входом и распахнул дверь.
"С Рождеством!" — закричали все.
Все — это правоскрученный с левоскрученным, 208-я с 209-ой, тётушка-кайра с Никчемухой. Овца понял, что это и есть Никчемуха по крошкам от пончика вокруг его рта. Был даже профессор-овца.
По центру комнаты стояла большая, украшенная игрушками Рождественская ёлка, под которой громоздились перевязанные ленточкой коробки с подарками.
— Что всё это значит? И почему все здесь собрались? — удивлённо спросил овца.
— Мы вас ждали, — сказала 208-я.
— Долго-долго! — добавила 209-я.
— Это значит, что я пригласил тебя на празднование Рождества, — сказал Его Величество Святой Овца.
— Но я же пр о клятый. Поэтому…, - начал было овца.
— … а проклятие наложил специально, чтобы ты пришёл сюда, — сказал Его Величество Святой Овца. — Так-то оно таинственней, а всем остальным — развлечение.
— Да, в самом деле, весело, — сказала тётушка-кайра.
— Вот и повеселились! Чёрт побери, — вставил слово левоскрученный.
— Было приятно. Фу-фуфу-фуфу, — вторил ему правоскрученный.
— И вкусно. Ням-ням, — добавил Никчемуха.
Овца какое-то время продолжал дуться за то, что его разыграли, но затем и сам развеселился, глядя на счастливые лица окружающих.
— Ладно, раз уж такое дело, — снисходительно кивал головой овца.
— Дяденька овца, сыграйте на пианино, — попросила 208-я.
— Вы же хорошо играете! — подхватила 209-я.
— А здесь есть пианино? — поинтересовался овца.
— Есть! Есть! — сказал Его Величество Святой Овца и сорвал большую накидку, под которой стояло белое пианино в форме овцы. — Сделано специально для тебя. Играй сколько душе угодно!
В эту ночь овца был как никогда счастлив. Инструмент звучал просто прекрасно, в голове одна за другой всплывали красивые и весёлые мелодии.
Правоскрученный с левоскрученным пели дуэтом, 208-я танцевала с 209-ой, тётушка-кайра с криками летала по комнате, а профессор-овца соревновался с Его Величеством Святым Овцой, кто больше выпьет пива. И даже Никчемуха катался от радости по полу.
Затем все ели Рождественский торт.
— Как вкусно, ням-ням, — приговаривал Никчемуха, доедая третий кусок.
— Мир и счастье миру овец, — пожелал Его Преосвященство…
Открыв глаза, человек-овца увидел, что лежит на кровати в собственной комнате. Казалось, будто всё произошло во сне, но он-то знал, что это не сон. На лбу красовалась шишка, на овечьих брюках — масляное пятно, старое пианино исчезло, а вместо него стояло белое. Всё это было на самом деле.
За окном шёл снег. Он лежал на ветках деревьев, на почтовых ящиках, на оградах домов — белый снег.
В тот же день после обеда овца пошёл навестить жившего на окраине профессора-овцу, но того дома уже не было. На месте дома зиял пустырь. И деревья в форме овец, и колонны на входе, и каменная дорожка, — всё пропало.
Читать дальше