Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста

– Семьдесят четвертая и Бродвей! – добавила женщина: темные глаза глядели на меня в упор, не мигая…

В отрезке Семьдесят четвертой улицы между Бродвеем и Западной авеню происходило какое-то празднество. Квартал был забит скоплением желтых кэбов и частных автомобилей, затесался среди них и шикарный лимузин. Женщины, выходя из машин, охорашивались; расторопные услужающие – «валеты» угоняли автомобили в гараж, но пробка не рассасывалась: публика все прибывала…

Пара, которую я привез, покинула кэб, не дождавшись, пока мы доползем к полосатой, с выступавшей на тротуар будке, в которую входили люди.

Поравнявшись наконец с будкой, я увидел крутую, уходящую в подвал лестницу, по которой следом за черной парочкой, следом за моей парой из Бэй Ридж чинно спускалась пышнотелая дама об руку с высоким худющим мальчишкой… Внезапно на лестнице возникло встречное движение: по ней поднималась девушка в серебряном комбинезоне, понукаемая выпроваживавшим ее то ли распорядителем, то ли рядовым вышибалой, повторявшим ей в спину: «Пожалуйста, пожалуйста…»

– Проститутка! – взволнованно зашелестел тротуар…

Полосатая будка служила входом в самый популярный нью-йоркский секс-клуб «Убежище Платона»…

Из-под зашевелившихся при движении пронырливой моей руки бигуди (они шевелились, словно комок оживших гусениц), выползла и легла ко мне на колени массивная, толщиной, наверное, с мизинец золотая цепь! Через равные, в два-три дюйма, отрезки в цепь были вставлены продолговатые пластинки, осыпанные зелеными камнями… Не успел я, однако, что называется, ахнуть, как рука моя ухватила на дне кошелки и вытащила – опять золото! – сотканный из золотых нитей, маленький, как бы игрушечный, ридикюль с изящным замочком. Какие сокровища, какие драгоценности могут храниться – в золотом ридикюльчике?..

Трясущиеся пальцы справились наконец с замочком; я вытряхнул на ладонь какое-то невиданное ювелирное диво, созданное из жемчугов и розоватых кораллов, и передернулся от омерзения!.. Тьфу!.. Это были склизкие челюсти старой ведьмы.

В этот муторный вечер какая-то непреодолимая сила толкала меня кружить и кружить по улицам… Какие-то люди садятся в кэб, куда-то я еду, еду…

Нежное прощание у входа в отель «Наварра». Плешивый затылок ласкает лебединая рука; и вдруг хитро-хитро подзывает меня – пальчиком…

Пальчик выпрямляется: велит подождать…

– Отвезите меня в «Плазу». Нет, лучше в «Пьер»…

– Может, в «Хилтон»? – ляпнул я.

– Только не в «Хилтон»!

– А почему?..

– Там полицейских – как собак нерезаных.

Ах, вот оно что! Ай да хитрый пальчик…

– Как «бизнес»?

– Хорошо! – весело откликается она, пересаживаясь на приставное сиденье, поближе. Минимум косметики, элегантная блузка…

– Что ж хорошего? – недобро говорю я.

– А мне нравится! За час – сто долларов. Добрый, ласковый; мне с ним было приятно… Потом – прекрасный ужин; он меня пригласил. Уговаривал сейчас, чтобы мы вернулись в отель…

– А ты – отказалась?

– Я не отказывалась. Но я сказала, что это будет стоить ему еще пятьдесят долларов…

– Что-то чересчур легко у тебя получается, – говорю я. – Сто долларов, пятьдесят долларов. Почему же красивые молодые женщины на углах предлагают себя за двадцатку?

– Потому что они – дуры.

– А маньяки? Пьянь? Болезни?

– А я смотрю, с кем иду.

– И давно ты работаешь?

– Два года.

– А твой друг не отбирает у тебя деньги? Не бьет тебя?

– У меня есть только один друг – это мой доллар!

Охранник, кемаривший за контрольным, оборудованным телеэкранами, пультом в пустом вестибюле «Маихеттен Хаус», едва увидев кошелку, сразу же понял, кто я.

– Мне отдашь или – звонить хозяевам?

– Конечно, звони!

– Они уже, наверное, спят, – замялся охранник.

– Вряд ли, – с пафосом сказал я.

И действительно, «Лапушка» не заставила себя ждать. В коротеньком полурасстегнутом халатике, сверкая голенькими ножками, покрытыми синими узлами вен, она выпорхнула из лифта и ринулась ко мне.

– Ой, как я вам благодарна!..

И тут наступила пренеприятнейшая минута: повернувшись ко мне спиной, хозяйка рылась в кошелке, проверяя ее содержимое. Нехорошие мысленки замерцали в моей голове… Однако результатами проверки «Лапушка» осталась довольна и подала мне – доллар…

Я оторопел: «Ну, пусть и браслет, и цепь, которые я вернул ей, вовсе и не золотые, – подумал я, – но зубы!.. Ведь если она живет в „Манхеттен Хаус“ и, стало быть, платит за квартиру в месяц больше, чем я зарабатываю за год, – сколько же, черт побери, стоят ее зубы?!..» Ни один пятак из «пожалованных» мне черными пассажирами не был до такой степени противен, как этот доллар.