Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста

Долго мы стояли у Центрального вокзала. Никто к нам не подходил, разговор заглох. Поразмыслив над тем, как бы приспособить свои убеждения к нынешнему моему положению, я рассудил так: работа в такси не хуже любой другой, но если все-таки она унизительна, то не потому ли, что таксисту дают, а он принимает чаевые – лакейские деньги? С тем я и уехал…

Я по-прежнему не вижу на улицах прохожих, а машины вокруг – только желтые, только такси. И все без пассажиров, пустые. И все куда-то спешат, спешат… Куда?

Как это глупо, думаю я. Согласно моим представлениям, таксист должен ехать быстро, когда везет клиента, а если клиента нет, нужно ехать медленно, чтобы случаем не проскочить мимо. Разумнее же всего – остановиться и подождать. Человек, которому понадобится такси, сам увидит мой чекер.

Я остановился на углу и стал ждать. Пять минут, десять… А такси все мчатся и мчатся мимо. И не вдоль тротуара, а по самой середине авеню.

Вдруг я заметил какую-то странную фигуру: девушку в вечернем туалете. Это выглядело так несуразно: залитый солнцем город и она – в длинном, держащемся на тонкой шлеечке, платье; спутанные волосы и заспанное лицо…

Девушка еле шла, ее шатало. Но она направлялась ко мне. Однако, приблизившись к краю тротуара, не дойдя до моего чекера лишь несколько шагов, зачем-то подняла руку. И тотчас же мчавшаяся посередине проезжей части машина дрогнула, словно подстреленная птица споткнулась в лете, и резко вильнула в нашу сторону. Возмущенный тем, что какой-то нахал отнимает у меня «мою» работу, я нажал на гудок, но дверца хищника-кэба самодовольно хлопнула, и уже на том месте, где секунду назад балансировала легкомысленная гуляка, таяло сизое облачко… С перепою, решил я, клиентка просто не разглядела, что моя машина пуста…

Все расставил я по местам, разложил по полочкам: какие деньги у клиентов брать, каких не брать; лишь одну подробность не уточнил: где взять самих клиентов? Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как я радовался, что улицы безлюдны?

Мертвое июльское воскресенье…

Ладно, мой пассажир меня найдет, подбадриваю я себя. Но мои пассажиры, по-видимому, еще не проснулись. А, может, они вообще уехали из Нью-Йорка? Что им делать в выходной день в душном городе? Чекер уже раскалился на солнце; воздух в кабине стал густым и липким, по лицу течет пот.

Все было против меня в это первое утро! Следующий клиент, который появился на углу, где я караулил добычу, обманул меня, как и подгулявшая девица. Он не шатался, не был пьян. Он отлично видел меня, но почему-то остановил движущуюся машину. Я понял – не рассудком, а, скорей, нутром: чтобы заполучить пассажира, необходимо – двигаться .

В конце квартала, по которому зашкандыбал мой чекер, поднял руку прохожий. Он находился на моей стороне, на моей «территории», но мчавший посередине кэб немедленно юркнул к нему и – нету…

Вон, у бровки остановилась парочка. И сразу к ней – два такси. И чуть не столкнулись. А парочка от них, назойливых, в четыре руки отмахивается: не нужно нам, мол, машины! И оба кэба отъезжают пустые…

Совсем близко, шагах в пятидесяти от меня, из подъезда выбежал подросток и зовет: такси! такси! Но и этот мне не достался. С противоположной стороны метнулся другой кэб, наперерез моему, я еле успел затормозить…

Теперь мне стало ясно, куда спешат пустые такси: они стараются обогнать друг друга. Это самая настоящая гонка. Кэбби, который выигрывает гонку, получает приз – работу. Но я не мог участвовать в этом состязании. Никаких шансов на победу у меня не было. Я попробовал переждать, пропустить конкурентов, куда там: желтые машины летели непрерывным потоком.

Я решил поискать другую магистраль, где было бы поменьше кэбов, и немедленно ее нашел. Это была Пятая авеню, сплошь блиставшая нарядными витринами. Однако магазины были еще закрыты и, проехав от Центрального парка до Сорок второй улицы, я не встретил ни одного пешехода. Только бездомные спали кое-где на тротуарах да бродил угрюмый полисмен, охранявший от еврейских активистов контору «Аэрофлота». Впрочем, я не терял времени попусту: я учился водить машину. Говорил же мой папа: «Там все ездят». Вот и я, наконец, как все – тоже езжу…

К тому времени, когда город, наконец, проснулся и стал постепенно заполняться толпой, и я уже кого-то куда-то отвез, и мой счетчик уже наклацал добрых шесть или семь монет, выяснилось, что даже в таком строго упорядоченном районе, как Манхеттен, где улицы пронумерованы, а их номера определяют направление движения: по четным транспорт течет на Восток, по нечетным – на Запад, оказавшегося за рулем новичка подстерегают бесчисленные неожиданности, и ни одна из них не бывает приятной. Внезапно дорогу мне преграждали то здание «ПанАм», то почтамт. Коварство автострад Центрального парка не имело пределов. Одна из них, например, обещавшая привести меня к знаменитой «Таверне», внезапно вышвырнула мой кэб из Парка где-то поблизости от площади Колумба. Другая, по которой я, сверяясь на этот раз с картой, направился через Парк к музею «Метрополитен», завела меня в джунгли Гарлема. А какие номера откалывал подлец-Бродвей! Без всякого предупреждения он превращался вдруг то в Амстердам-авеню, то в Седьмую. И даже Парк-авеню, уж такая вроде бы солидная магистраль – уж на нее-то, казалось бы, может положиться начинающий таксист? – тоже подложила мне свинью. Я проехал по Парк-авеню ровно одну милю, не сделав ни единого поворота, и очутился – где бы вы думали? – опять на Бродвее! Но если бы только это…