Кэндес Бушнелл - Четыре Блондинки

– Ты это уже прочитала? – спрашивает Джеймс.

Происходит это через несколько дней. Воскресным утром. Совсем ранним утром. Тем самым утром, когда очерк Эви должен появиться на страницах «Нью-Йорк таймс».

– Что именно? – интересуется Винни. Она на кухне готовит завтрак. Только в это время суток она занимается приготовлением еды (если это вообще можно назвать едой, мысленно уточняет Джеймс), а именно – нарезает грейпфрут и укладывает ломтики копченой лососины и плавленый сыр на круассаны.

– Материал Эви, – говорит Джеймс.

– Да неужели? Разве он в сегодняшнем номере?

– Она так сказала.

– Правда? – удивляется Винни. – Я с ней еще не разговаривала.

– Она мне постоянно звонит. Она все еще встречается с… – Джеймс называет имя знаменитого и важного журналиста.

– Как мило, – замечает Винни. Она раскладывает тарелки на кухонном столе. Кладет бумажные салфетки. Потом приступает к еде.

– Разве тебе это не любопытно? – спрашивает Джеймс.

– Я займусь этим позже, – отвечает Винни. – Кстати, мне кажется, мы могли бы проводить вечера в нашем салоне более эффективно. Может быть, нам следует за день до мероприятия рассылать по электронной почте вопросы приглашенным, чтобы у всех было время подумать над ответами. Мне кажется, это будет способствовать оживлению дискуссий.

– Мне казалось, все и так достаточно активны («Уж ты-то во всяком случае», – думает Джеймс) в том, что касается дискуссии.

– Но ведь пределов для совершенства нет, не так ли, Джеймс?

Винни съедает два круассана с плавленым сыром и лососиной.

– Сейчас вернусь, – говорит она. – Зубы надо почистить.

Она идет в ванную и, засунув палец глубоко в горло – в последнее время она поступает так почти каждый раз после еды, – вызывает приступ рвоты.

Когда она возвращается в комнату, Джеймс читает газету.

– Ты просто отвратителен, – говорит Винни.

– Что? Теперь и «Таймс» нельзя почитать из-за того, что там напечатали материал Эви?

– Да брось ты, Джеймс! – Винни вырывает у него половину газеты. Начинает листать страницы («Не может удержаться, – злорадствует Джеймс, – никогда не умеет удержаться»). Наконец Винни добирается до раздела «Стиль жизни». И там под заголовком «Штука» находит маленькую врезку с заметкой о говяжьей вырезке. Внизу стоит подпись Эви. – Ты уже это видел? – спрашивает Винни.

– Что именно?

– Материал Эви. – Винни швыряет газету Джеймсу. – А круассаны у нас еще остались? Что-то я опять проголодалась.

В середине дня Винни звонит Эви.

– Мои поздравления, – говорит она ей.

– Спасибо, – радуется Эви.

– И как ты себя чувствуешь в роли журналиста?

– Прекрасно! – отвечает Эви. – Я пишу для них еще одну заметку, ее опубликуют на следующей неделе. Сечешь? Я сразу ухватила их профессиональный жаргон, сказала «заметка» – не «статья». – Тут в телефонной трубке за спиной Эви послышался какой-то шум. Эви засмеялась и бросила в трубку: – Подожди секундочку, ладно?

– У тебя кто-то есть? – спрашивает Винни. (И при этом подумала: «О Боже! До чего же Эви вульгарна».)

– М-м-м… вообще-то есть, – признается Эви и называет имя знаменитого и важного журналиста.

– Вот и отлично, – говорит Винни. – Мы с Джеймсом как раз хотели узнать, не хочешь ли ты и… – тут она произносит имя важного и известного журналиста, – поужинать с нами на следующей неделе? Угощение за наш счет. Мы все устроим так, чтобы вписаться в его деловое расписание. Да, Эви, и еще кое-что, – добавляет Винни.

– Что именно? – Эви слегка настораживается.

– Ты должна запомнить кое-что, – говорит Винни.

– И что же именно? – спрашивает Эви.

– Теперь ты одна из нас, – констатирует Винни (и делает это мягко, так чтобы Эви не поняла, какого труда ей стоило выдавить эти слова). – А мы – это СМИ.

У Винни появилась дурная привычка, и она ничего не может с этим поделать.

В последнее время всякий раз, когда входит в свой офис в большом черном здании на Шестой авеню, которое словно кричит во весь голос: «Смотрите, какое я важное!» – она проносится через вестибюль и заскакивает в лифт (она как-то подсчитала, что каждый день проводит по меньшей мере час в ожидании лифтов или езде на них, и молит Бога, чтобы кто-нибудь изобрел более быстрый способ передвижения между этажами), потом быстро проходит по устланному бежевым ковром холлу и оказывается в своем кабинете – это маленькая комната с совершенно белыми стенами, одним окном, которое украшают три чахлых аспарагуса (еще там стоит маленький синий диван), – и кидается к своему компьютеру.