Александр Покровский - Кот

Меня тут спросили: "И чего вы пошли в подводники?" - и я тут же ответил: "Потому что люблю!"

А чего я люблю - это уже никого не интересовало. Кивнули, довольные. А может, я совершенно не то имел в виду? Может, я вообще не то имел? Некоторые тоже имели совершенно иное. И им хорошо было на берегу. Потому что иметь то, что я имел, значит вовсе ничего не иметь. У меня даже тельники из каюты все свистнули. И дома у меня не было - зачем мне дом? И койки. У меня было только одеяло. На нем было написано: "Воркута". Это плавказарму так называли. Ту самую, где у меня тельники свистнули. Мне тогда сказали на моё возмущённое: "Где мои тельники?!" - "А хочешь одеяло?" - и я взглянул на жизнь трезво и захотел.

Мало ли чего я еще захотел - уюта или тепла, лучше женского, - но тут выдавали одеяла, и я его взял.

А еще у меня саночки были. Я на них свои вещи по ночам перевозил. И книги. Я очень любил книги.

А в ДОФе был магазин. И туда, как ни придешь, вечно сидит тетка с внешностью холодильника, которая говорит: "В большом выборе политическая литература!" - и как хорошо, что она была "в большом выборе", потому что я немедленно делал "маленький выбор" - покупал "Полное собрание сочинений Виссариона Белинского" в девяти томах и собрание сочинений Гракха Бабефа в четырех. В автономках я все это читал. Наверное, я читал это все сразу же вслед за редакторами этих книг. Ну, ничего. Не страшно. Должен же кто-то был читать Белинского и Гракха Бабе-фа. Так почему не я?

Потом я прочитал все письма Чехова - они тоже продавались без художественных произведений - те шли по подписке, а письма, кроме меня, никто не выкупал.

"Дай чего-нибудь почитать!" - говорили мне в море, в Бискайском заливе на глубине сто метров, и я давал - письма Пушкина, Достоевского.

И читали. Не сходить же с ума. Сна же никакого. Бессонница. Если все собрать за десять лет, то я много чего не доспал. Зато я дочитал: Пушкин, Гоголь, Толстой, Лесков, Достоевский, Герцена "Колокол" и Дарвина "Происхождение видов".

Был еще "Свисток" - академическое издание. Я его всем предлагал. Как кто зайдет: "Дай!" - я ему сразу же с порога: "Есть только "Свисток", академическое издание".

Он понравился торпедисту: "Хорошая книга!" - так он и сказал, и я проникся к нему могучим уважением. Торпедист, про которого говорят: "Почему мы тралим мины? Потому что мы дубины!" - полюбил "Свисток".

Я был в восхищении. Я дал ему почитать письма Бабефа из тюрьмы. Я ждал его реакции. Я весь исстрадался.

"Хорошая книга!" - сказал он через неделю, и я не знал, куда себя девать. Я подсунул ему справочник слесаря - с прошлой автономки тут где-то валялся - и он его тоже похвалил.

После чего я от него отстал.

А остальные резали из дерева корабли. Все. Поголовное безумие. Сменялись с вахты и резали.

Я смотрел на них и думал: "Лучше почитать "Пиквикский клуб".

Я шел к Сове - нашему командиру БЧ-2 - и говорил: "У тебя есть "Пиквикский клуб"?" - "Естественно! - говорил Сова и усаживал меня. - Чай будешь?"

После чая он ко мне приставал: "А у меня сегодня день рождения!"

Этот фокус я знал. У Совы день рождения был в каждой автономке по разу, а зазеваешься, то и по два.

"У меня есть коньяк, - говорил Сова, - давай в чай по ложечке?"

После этого можно было не проснуться на вахту.

А это было самое главное в нашей подводной жизни.

Вахта - сон. Не всегда это совпадало. После вахты не всегда был сон.

Чаще что-нибудь придумывали. Чушь какую-нибудь, мероприятия.

А если и не придумывали, то - бессонница.

А потом всплытие "На сеанс связи и определение места" - раз в четыре часа, потом раз в восемь, потом в сутки раз, потом опять раз в четыре, по тревоге, а спать хочется - губы на столе.

А погружаемся - и корпус скрипит, как сухая кожа, и дверь не открыть - обжало.

Я всегда перед глубоководным погружением открывал дверь: вдруг течь - и останешься в аквариуме, а так хоть отсек и люди все-таки.

Вахтенный носовых заглядывает: "Сухари будете?" - и тащит тебе банку сухарей.

Их с чаем хорошо.

На чай заглядывают соседи. Как чуют. "У тебя пряники есть?"

Зачем я все это вам рассказываю? Так ведь праздник же на носу. День Военно-Морского Флота. В этот день положено вспоминать.

Вот я и вспоминаю.

Меня всегда волновало оплодотворение.

И не оплодотворение как процесс, а прежде всего его мотивация.