Энна Аленник - Напоминание

Даже бытие отшельника при самом индивидуальном общении с богом — это бытие и направление всего отшельничества. Да и хочется своего, не схожего ни с кем, наиособого существования только болезненно склонным к самоутверждению юнцам. Тем, кто постарше умом, хочется совместности, потому что без совместности не было бы и самой жизни — ни жизни травы, ни жизни людей.

Тут пишущий человек слышит призывающее к порядку покашливание и спохватывается, что отвлекся от явственно увиденных сопровождающих его читателей. Но не для них ли он отвлекся? Не для того ли, чтобы найти возможность совместности хотя бы в нашем маленьком, как зернышко по сравнению с хлебным полем, случае?

К этому нас толкает жизнь. Учит и торопит понять ее, пока не поздно.

Жизнь учит и книгу. Торопя, напоминает о единственном пути людей. Постараемся услышать это напоминание и чему-нибудь научить друг друга…

Но вот мы уже у давнего нежданного следа.

Посмотрите в ее живые, быстрые глаза. Послушайте, она рассказывает:

— Наш дом — почти на самом берегу Алмаатинки, надо только спуститься с высокого откоса. Алмаатинка течет с хребта Алатау, несет и ворочает камни. А вот у таких, — худенькие детские руки тянутся к потолку и во весь размах разлетаются в стороны, показывая, — у громадных камней она пенится и тоже понемножку поворачивает, подталкивает их. Поэтому Алмаатинка всегда шумит и стучит камнями. Она совсем не широкая, а перейти ее очень трудно. Взрослые не разрешают даже попробовать, велят купаться в купальне. Выкопали неглубокую ямку, пустили в нее воду из Алмаатинки, отгородили вот тебе и купальня.

Рядом с нашим домом — яблони с большими яблоками «апорт» и вокруг много разных деревьев. Близко от нашего — другой, тоже деревянный дом. Там живут Алексей Платонович, Варвара Васильевна, их дочка Аня — капризная, толстая, плохо бегает, не умеет залезть ни на какое дерево, а на три года старше меня — и живет ее брат Саня. Он — такой, как я. С ним интересно играть, залезать на высокие деревья и все вокруг разглядывать.

Как только он меня позовет — Аня дуется и не дает, чтобы нам было интересно. Раз она ему сказала, что я хочу играть без него, с ней одной. Саня обиделся и убежал, я даже не успела крикнуть, что это неправда.

Аня сидит на скамейке, радуется, что он убежал.

Ну что мне с нею делать? Она такая тяжелая… Если с ней попробовать Алмаатинку перейти — вода ее не унесет, подтолкнет, как большой камень. А это ничего, это не страшно.

Как только мы вошли в Алмаатинку — на один шаг, самое большое на два, Аня испугалась, заревела. На нее еще только брызнуло водой, не захлестнуло, а она уже повалилась — не к берегу, туда головой, к середине речки, и ее понесло от меня. Я хочу к ней — вода не пускает, не дает доплыть, швыряет меня на камень.

И страшно, что мне не слышно, как Аня ревет, — может, она захлебнулась?.. Я ногой со всей силы оттолкнулась от камня, подплыла, начала ее тащить к берегу. А вода бурлит, Аня шарахается, мешает. Тогда я ее за косу — к себе, плечом под ее плечо, она тяжелая чересчур… «Помогай, кричу, плыви!» Она не помогает, вцепилась, держит меня за голову, закатила глаза, все время визжит и орет, что утонет.

Сама не знаю, как я ее дотащила. Мы вылезли на берег совсем в другом месте, далеко от того, где мы в речку вошли. У меня почему-то сразу потемнело в глазах. Мы полежали на берегу, пока я опять не увидела небо, берег и Аню. Тогда я вдруг стала очень счастливая, что мы не утонули.

Аня сказала, что я должна ее привести домой, иначе ее отругает мама.

По-моему, ее мама никогда ее не ругает. Это меня дома ругают. Еще предупредят: «Сейчас тебе попадет по пятое число». Все хочу спросить папу, почему «по пятое», когда в календаре есть тридцатые числа и семь раз в году есть тридцать первое. Наверно, раньше что-то такое было только по пятым числам. Когда тебе попадает — не до этого. Так я и не спросила.

Аня не отстает, хнычет и повторяет: «Я тебя умоляю».

Всегда она сразу тянет свое «умоляю».

Мы пошли. И когда подходили к их дому, встретили Алексея Платоновича. Мы ему рассказали, что с нами делала Алмаатинка и что чуть было не случилось.

В том месте, где надо испугаться, Алексей Платонович совсем не испугался, а где обрадоваться — ничуть не обрадовался. Только спросил: «Поняли теперь?» — и быстро пошел в свою больницу.

Я удивилась. Что же это? Его дочка могла утонуть, а ему все равно? Зато Варвара Васильевна, как только мы вбежали, бросилась к нам: