Обеими руками он держал фотоаппарат.
— Здесь есть еще какая-то, дополнительная рука, — заметил я.
— Где?
— В его заднем кармане.
Мы отгребли пепел. Рука принадлежала молодому человеку средиземноморского типа, тоже окаменевшему.
— Типично для южной культуры, — констатировал профессор. — Выпуклость кармана указывает на то, что в нем находился бумажник. А все в целом является доказательством того, что катастрофа наступила чрезвычайно неожиданно. А что вы обо всем этом думаете?
— Считаю, что их засыпало.
— Совершенно верно, и происходило это через временные промежутки, соответствующие очередным извержениям Везувия. Сначала засыпало американца, в самом конце XX века. А потом поочередно остальных, последняя же катастрофа имела место тысячу лет тому назад.
— А что под американцем?
— Помпеи. Римский античный город, основанный в V веке дохристианской эры, уничтоженный извержением вулкана в первом веке той же эры. Был обнаружен в XVII веке и уже в XIX веке стал объектом туризма. Турист из Америки фотографировал Помпеи в конце XX века, когда Везувий вновь пробудился и засыпал американца. Прошли века, откопали и американца, который в свою очередь сделался приманкой для туристов. Пока тех, кто его позднее фотографировал, тоже не засыпало. Некоторое время спустя всех отрыли, и новые туристы продолжали их фотографировать. Тех опять засыпало. Одним из туристов, засыпанных в последний раз, был тот японец. Везувий не действует уже пятнадцать столетий. Но постойте, что вы делаете?
— Фотографирую. Ведь эту последнюю находку еще никто не фотографировал. Я буду первым!
Но не успел профессор вырвать из моей руки фотоаппарат, Везувий выпустил первый клуб дыма.
Когда-то я любил сидеть на балконе и наблюдать за жизнью. Жизнь меня интересовала.
Но однажды я увидел прохожего, который хромал на одну ногу. Такое бывает.
Спустя час я увидел его снова, когда он возвращался. Он по-прежнему хромал, но на этот раз на левую ногу, хотя перед этим хромал на правую. Такое бывает реже.
Когда же вскоре я увидел его в третий раз, проходящего под моим балконом и опять хромающего на правую ногу, я начал удивляться.
Но когда он снова возвращался, хромая на левую ногу, я не выдержал. Выбежав на улицу, я догнал его и вежливо спросил:
— Извините за назойливость, но я за вами наблюдаю и не могу понять, почему вы хромаете раз на правую ногу, раз на левую?
— Я? Это невозможно.
— Но я же видел.
— Меня видели?
— У меня же есть глаза.
— Когда вы меня видели?
— В последний раз с полчаса назад.
— И куда я пошел?
— Туда… — и я указал сторону, откуда он пришел.
— Попался! — воскликнул он и заковылял обратно в ту сторону.
Я немного постоял на улице, размышляя над загадкой жизни. И уже собирался войти в ворота, когда хромой показался с той стороны, где он исчез, хромая на правую ногу. Да, он явно хромал уже на правую, а не на левую ногу, опять не на левую. И прошел мимо меня так, будто не видел меня, будто меня не знал, будто мы с ним только что не разговаривали.
Это уж было слишком. Я подбежал к нему и схватил его за руку.
— Э, нет! Теперь уж вам от меня не отвертеться! Почему вы снова хромаете на правую и что вообще все это значит?
— Прошу отпустить меня, иначе я позову полицию.
— Да-да, зовите! Я член общества, а общество имеет право на информацию! Я подам на вас в суд! Я требую гласности, и если не узнаю, что здесь, собственно, происходит, то могу сойти с ума, и вы будете за это ответственны! На вас ляжет стоимость лечения! Вы ответите перед обществом!
— Пожалуйста, успокойтесь. По-видимому, вы видели моего брата-близнеца. Как близнецов нас невозможно различить, и характер у нас одинаковый. Сегодня утром мы поссорились, он дал мне пинка и повредил мою правую ногу, а я тоже пнул его и повредил ему левую. Потом вернулся домой за топором, — тут он вынул из-за пазухи аккуратный топорик, показал мне его и снова спрятал, — и теперь ищу его, потому что нам есть еще о чем поговорить. Но не могу его найти, поскольку он, видимо, тоже меня ищет, и мы так вот расходимся. Куда он пошел?
— Туда, откуда пришли вы.
— Очень вам благодарен.
И он вернулся назад.
Я тоже вернулся к себе домой. Но уже не на балкон. Теперь я сижу на кухне, потому больше ничем особенно не интересуюсь. Жизнь проста, это только мое воображение напрасно ее усложняет.
Пришел ко мне приятель и — как это в жизни бывает, — мы сели с полной бутылкой, которая спустя некоторое время перестала быть полной.
Читать дальше