— Понятно, — сказал дьявол. — Но ты не бойся. Я тоже оставлю тебя в покое, не стану ни искушать, ни плести интриг и хитростей. Просто посижу немного, и все.
«Обманывает, конечно, — подумал ксендз. — Ложь — основа его натуры. Следовало его бы прогнать. Если он хочет просто посидеть и ничего более, то почему именно у меня, а не где-нибудь в другом месте? Но сначала я сниму ботинки и надену домашние туфли. Был бы я моложе… Возраст берет свое. Я уже не так скор, как прежде».
Он снял ботинки, надел домашние туфли, заварил чай. Уголком глаза следил за дьяволом. Но тот сдерживал обещание. Помалкивал, сидел скромно, даже шапочки не снял, то есть явно не намерен был засиживаться, и вообще не проявлял столь свойственной ему активности и предприимчивости.
Попив чаю, ксендз не столько из желания читать, сколько чтобы выиграть время, взял в руки книгу нейтрального содержания. Но именно из-за этого веки, которые он и так с трудом удерживал над зрачками, еще больше отяжелели, и он не смог более их удерживать. Когда дремота сменялась полудремой, ксендз видел, что дьявол все так же чинно сидел за столом, но как бы в отдалении. «Любопытно, однако, что он мне не мешает. Ведь ему, наверное, что-нибудь от меня нужно, и даже если он пока ничего не хочет, подозрение, что это всего лишь уловка, не должно оставлять меня в покое. С дьяволом надо всегда держать ухо востро. Я еще примусь за него, но немного позже, когда отдохну».
— Ты еще здесь? — спросил он, когда снова очнулся от дремоты. Дьявол подтвердил только кивком. Он был здесь самым явным и очевидным образом, это даже не нуждалось в словесном подтверждении. Сидел по-прежнему скромно, как в зале ожидания, то есть так, будто у него не было никаких дел в помещении, где он находился, сидел, даже не сняв своей гротескной красной шапочки. «Он не агрессивен, — снова подумал ксендз, — а если даже что-то и задумал, всегда будет достаточно времени, чтобы ему помешать. А кроме того… — и здесь ксендзу захотелось предупредить некоторые все же возникшие укоры совести. — Если даже он и здесь, то, следовательно, его нет в каком-нибудь другом месте. Мне он не вредит, здесь он у меня на глазах, и пока он здесь, он не сможет навредить другим, не будучи там, где его сейчас нет. В конце концов лучше так, чем выгонять его, то есть отсылать куда-то, где он мог бы натворить неизвестно каких бед. Так что пусть уж он сидит себе, ведь если кто-то на этом проигрывает, то исключительно он сам».
И ксендз уже по-настоящему отошел ко сну и провел первую ночь с дьяволом. Ибо дьявол, когда ксендз проснулся на рассвете, все так же сидел за столом, по-прежнему в своей шутовской красной шапочке. Дьявол не испытывает усталости и не нуждается в отдыхе. Ксендза удивило, что, несмотря на присутствие дьявола, спал он, как всегда, крепко и без дурных снов.
Когда ксендз выходил из дома, чтобы отслужить утреннюю мессу, дьявол проводил его взглядом до двери, не двигаясь, однако, с места. Таким же взглядом он приветствовал его вечером, когда ксендз вернулся домой. Он вел себя как верный, хорошо воспитанный пес, с той лишь разницей в свою пользу по сравнению с псом, что не нуждался ни в каком уходе и заботе. Ксендз вспомнил о своем вчерашнем решении прогнать дьявола, но вспомнил и аргументы, которые ему помешали прогнать его вчера. «Он мне ничего не делает, так и я ничего ему не делаю. У меня он безвреден. И если уж он должен быть, то пусть хотя бы будет бездеятелен. Лучше ему сидеть здесь, где он никому не причиняет зла, чем уйти отсюда и вредить людям. А со мной пусть только попробует, я ему тогда покажу, что такое изгнание дьявола».
Но дьявол не пробовал. Он избегал любого, даже наименьшего конфликта со своим хозяином. Все, в чем он нуждался, было место за столом.
Если его не спрашивали, он молчал, а ксендз не спрашивал его ни о чем. Взаимный покой. Может показаться странным, что ксендз не воспользовался возможностью узнать кое-что о противнике из непосредственного и как бы светского общения. Может, не хотел вступать с ним ни в какие дискуссии, памятуя, что с дьяволом дискутировать не пристало? Наверное. Он знал, что дьявол только этого и ждет. Ведь именно потому хотел он вышвырнуть дьявола в самом начале, поскольку опасался, что тот лишь затем и пришел, чтобы втянуть его в разговор. А потом разрешил ему остаться только потому, что дьявол помалкивал. И потому был осторожен, чтобы не начать того, чего не начинал дьявол. И еще — ксендз был немолод и уже не слишком любопытен. В особенности если принять в расчет усилия, которые потребовались бы, чтобы свое любопытство удовлетворить. Он не стал бы совершать подобных усилий даже если бы речь шла о вещах непринципиальных. Домой он приходил уставшим, обнаруживал дьявола на своем месте, и оба они разговоров не заводили. Ксендз ложился спать, дьявол бодрствовал. Так уж у них сложилось.
Читать дальше