Julia Liss - Сумасшедшее лето красной шапочки (СИ)

— Забыла, что собрала их уже. Поехали?

— Ну…Раз так… Да, поедем.

Бабушка смотрит на меня с тревогой, не понимая, что могло произойти, что так повлияло на мое решение.

А все просто. Просто больше нет смысла оставаться здесь ни минуты.

Сухо прощаюсь с бабушкой и прыгаю на заднее сиденье, чтоб скрыться от бабушкиных глаз.

Всю дорогу до дома я еле сдерживала слезы, потому что отец то и дело поглядывал на меня в зеркало заднего вида. Мать все четыре часа вещала о тиражах, продажах, о новых планах. О курсе своей жизни теперь.

А у меня что? Какой курс теперь у меня?

Я смогла дать волю слезам только, когда закралась в своей комнате и упала на кровать. Вот тогда я не сдерживала себя. Выплеснула всю боль наружу. Проплакала всю ночь, не смыкая глаз. А на утро решила просто ненавидеть его. Ненавидеть, как потенциально опасного для меня человека.

Жаль только сердце не подчинялось моему разуму и при мысли о нем предательски учащало свой ритм, намекая о том, что что бы я не решала для себя, чувства — не спички. Не перегорают быстро.

Но мне не обязательно быстро. Главное, чтоб отпустила эта ноющая боль в груди. Я подожду.

_________________________________________

Заранее спасибо. Ваш автор.)

Глава 14. Коррективы судьбы

Две недели спустя.

Сижу, укутавшись в свой теплый плед, и читаю новый роман. Предпочитаю уходить с головой в сказку, чтоб не думать о жестоких реалиях. Помогает. Только не ночью.

За неделю я прочитала все оставшиеся запасы книг у нас в доме, даже мамино пособие по воспитанию идеального общества. Правда, ничего не поняла из написанного и сделала единственный вывод: дети — это сложно. Слишком сложно, чтоб понять, пока их у тебя нет.

Вчера пришлось первый раз выйти из дома в книжный магазин. Скупить все, что приглянется и заскочить обратно в свой уютный мирок, в котором нет место никому кроме героев книг и теплого чая.

За окном грубо стучит по окнам порывы ветра. Приближение осени ощущается в воздухе. Листва уже не такая яркая, солнце не такое теплое, и воздух не такой сухой. Смотрю на распахнувшее окно. Ветер дерзко подкидывает занавески, заставляя их то и дело взмывать и падать. Небо хмурое, серое. Без единого признака на тепло.

Натягиваю плед на голову и продолжаю путешествие по страницам книги. Раздается телефон звонок. Выключаю звук и снова увлекаюсь книгой. Я знаю, звонит Алла. Она за все то время, что я дома, позвонила мне катастрофически много раз. Но я не готова с ней разговаривать, слишком живы еще воспоминания. Слишком больно еще.

— Павлина! — дверь распахивается и врывается мама, — жуть, ты же заболеешь! — она хозяйской походкой идет к окну и закрывает его. Поток свежего воздуха прекращает свое нашествие на мою комнату и мне вмиг становится нечем дышать. Но спорить с ней — бесполезно. Сделаю по своему, как только уйдет.

— Ты уже две недели не выходишь из дома. — осуждающим тоном произносит она.

— И? — без особого интереса вопрошаю.

— И может, хватит уже сидеть в своей комнате, словно затворница?

— Может, хватит. — не отрываюсь от книги.

— Дочь, — мама ловким движением лишает меня беззаботного мира, в котором я прячусь. Приходит поднять взгляд и посмотреть на недовольную маму- Расскажи, что случилось, — ласково произносит она. — Тебе станет легче.

Мне. Станет. Легче. Готова расхохотаться, только не хочу пугать маму своим истерическим смехом. А именно таким он и будет.

Легче… Это же надо такое придумать. Легче от того, что я поделюсь, тем, что мне изменили? Мною поиграли и выбросили, как надоевшую игрушку? Или мне станет легче, после того, как я расскажу, что днем у меня внутри не ощущается ни одного органа. Немая пустота, поглощающая все эмоции, и всю меня целиком. А ночью, наоборот — боль в каждой клеточке тела вырывается наружу и не помогают слезы. Не помогают мои слова, которые я, как мантру твержу себе каждый день перед сном: «Все будет хорошо. Переболит. Завтра будет лучше».

Но нет. Завтра будет только хуже.

У меня боль с накопительным эффектом. И ее пик еще впереди.

— Паш, — мама ласково проводит по волосам, и слезы предательски наворачиваются на глаза. — Все будет хорошо, доченька. — она слегка касается губами моего виска. Не в силах больше сдерживать свою пустоту, и она соленым морем разливается по моим щекам.

«Все будет хорошо» — шепчет мама, прижимая меня к себе, и поглаживая по спине. «Не верю!» хочется кричать, но обида перекрыла горло. Хочется кричать. Внутри все рвется на мелкие кусочки. Даже бабочки, и те горят синем пламенем.