Васко Пратолини - Постоянство разума

Лори утверждает, что счастье «старо как мир», однако оно с каждым днем молодеет, приобретая наши черты, черты нашей любви, известной лишь нам одним и все же временами скрытой и от нас туманной завесой. Нас словно разделяет стеклянная стена: мы видим друг друга, оставаясь недосягаемыми – оцепенели руки, погасли взгляды, онемели губы. Так бывает, когда в наш мир вторгается нечто чуждое, подчас вынуждающее нас сматывать веревочку бумажного змея, за которым мы стремились в облака. Правда, после третьей встречи этого с нами почти не случается.

Она пришла вовремя, сказала:

– Мне хочется сегодня повеселиться. Куда пойдем?

– В кино?

– Нет. На глупом фильме соскучишься, на интересном – придется… размышлять…

– А если смешной?

Она взглянула на меня исподлобья, как бы желая понять, шучу я или нет.

– Что ж, – сказала она, – не грех и посмеяться. – Но тотчас же добавила. – А почему бы нам не потанцевать? Конечно, я не рассчитываю, что ты за пять минут устроишь для меня вечеринку… Но должно же быть такое место…

– Где, здесь в Рифреди?

– Я подумала о «Красной-лилии».

– На шоссе?

– Ну да, – улыбнулась она.

– Я никогда там не был.

– Раньше я там бывала, как у себя дома. Поехали! – Она уже сидела на мотоцикле и держалась за меня. – Есть у тебя чудесное свойство: ты не любопытен.

Кончили рокк и начали медленный танец. В этот субботний вечер зал был переполнен. В перерыве между танцами мы сели за столик. Она заказала виски, я – негрони. [33]С нашего места можно было различить трибуну старого стадиона, откуда при свете луны открывался чудесный вид. Мы чувствовали себя как в душной теплице. Сходство это усугублялось зелеными растениями, окружавшими оркестр; на столике стояла пепельница и вазочка с цветами, которую Лори сразу же от себя отодвинула. Залитая асфальтом большая площадка едва вмещала танцующих, теснота особенно сказывалась во время танцев, требовавших четкого ритма. Я держал Лори за талию, она положила мне руки на плечи.

– Не могу понять – ты меня стесняешься или всегда такой сдержанный? Ты мне в тот вечер понравился оттого, что держался куда свободнее, – сказала она.

– А каким ты желала бы меня видеть?

– Ну… Таким, как есть.

– Это смотря по обстоятельствам, – ответил я. – Если б ты захотела…

– Значит, ты бы себя повел нечестно. – Она остановилась, заглянула мне в глаза, и я с трудом выдержал этот взгляд, в котором веселость смешивалась с непривычным вызовом. – Думаешь, я не могу уйти, оставив тебя здесь одного? Разве хорошо ловить меня на слове? Разве от этого крепнет наша дружба?

Нас влекло друг к другу. Мы боялись вспугнуть зарождавшееся в нас чувство, предвидя, что оно не будет ни ложным, ни обычным. Мне уже верилось, что любовь моя столь же естественна, сколь необычна, но в то же время я понимал, что любая мелочь, любая неосторожность могли привести к утрате, которую я бы не перенес.

– В тебе, кажется, только и есть, что ты хорош собой, – добавила она.

Я не нашелся, что ответить. Ее стремление к ясности было и моей потребностью. Я сам, пусть и бессознательно, взял себе за правило быть честным в отношениях с другими (с друзьями, с Иванной). А вот с ней, из желания понравиться, повел себя двусмысленно, банально, в одно мгновение разрушив доверие, зародившееся в первый вечер. Она по-прежнему держала руки у меня на плечах и пристально на меня глядела. Но теперь я ощущал в ней настороженность, словно она ждала моего ответа, который бы мог решить все. За ее внешним безразличием скрывался вызов, так я понял. (Позже она призналась: «Меньше всего ждала от тебя такого. Понравился ты мне с первого взгляда, но до той минуты мне казалось, что это простой флирт, а потом все стало очень серьезным».)

Я был вынужден подавить свой гнев.

– Итак, я хорош собой, – заметил я не без язвительности, – что ж, слышу это не впервые! – Но музыка звучала громко, вокруг нас шумели, и Лори могла меня не расслышать. Руки мои дрожали, было неимоверно трудно оторвать их от ее талии и нежным движением коснуться запястий – таким сильным было желание схватить ее, сжать в объятиях. Мускулы напряглись так, будто я только что ворочал тяжелые детали, лоб покрылся испариной, ворот рубашки прилип к шее. Прикосновение к ее коже, к нежным кистям маленьких рук меня успокоило, успокоил и взгляд, теперь снова доверчивый, приветливый, и голос, промолвивший:

– Я ошиблась.

Мы вернулись к столику. Я залпом проглотил остаток негрони, она медленно потягивала виски. Потом достала сигарету, зажгла спичку и тут же задула ее, чтоб воспользоваться зажигалкой, которую я, чуть замешкавшись, предложил ей.