Татьяна Алферова - Из цикла «Неомифологический словарь»

– Ну конечно, милый, любую. А что конкретно я должна сделать? — немедля отозвалась Жанна сладчайшим тоном.

– Я прежде не говорил тебе, что очень люблю Лермонтова. Мне хотелось бы послушать, как ты читаешь его вслух. Кажется, я видел у тебя в книжном шкафу четырехтомник. — Только потому, что плотно прижимался щекой к Жанниным коленям, Володя почувствовал, как она напряглась.

– А что тебе почитать? Что откроется? — ее тон уже не казался таким сладким, скорей, слегка испуганным. Неужели, догадалась? Поняла, что он задумал?

– Почитай мое самое любимое «Нет, я не Байрон, я другой…» — Володя специально не смотрел на подругу, тем самым как бы давая понять, что его просьба — обычный милый каприз влюбленного, не более. Да и ее реакция легче читалась на ощупь щекой, а не бесперспективно пристальным взглядом.

– Давай я тебе лучше почитаю мое любимое, — предложила Жанна, на этот раз ее колени ходили ходуном чуть ли не в панике.

– Ну, голубка, ты же обещала исполнить мою прихоть. Так-то ты меня слушаешься? А что потом будет? — Володя дал понять, что начинает сердиться. Сейчас она сломается, иначе быть не может.

– Милый, очень тебя прошу, это стихотворение навевает на меня такую тоску, что боюсь испортить тебе все впечатление — проявила неожиданную настойчивость Жанна.

А Володя чуял добычу и свернуть не мог. Однако Жаннина изворотливость затягивала разговор вот уж на час, и Володя увязал в ее уговорах, как в трясине, нежданно возникшей на лесной тропе, на пути преследования. Безнадежность постепенно овладевала им, словно уходящим в зеленую жижу по пояс, выше, еще выше. Но в последнем рывке он глотнул воздуха и нащупал твердую почву: — Прости, шутка перестала быть шуткой. Вопрос принципиальный. Или ты читаешь мне стихотворение, и мы с завтрашнего же дня будем жить вместе, хочешь — поженимся, хочешь — так, тебе решать. Или не читаешь, но тогда я немедленно ухожу. Навсегда.

По Жанниному лицу давно текли слезы, потоки слез, но Володя ничего не желал замечать. Она сдалась: — Хорошо, если ты настаиваешь. Но позволь мне читать, повернувшись к тебе спиной, я не могу лицом. Честное слово, — добавила дрожащими губами, изгибая их дужкой. Володе на миг стало совестно, но отступать поздно, первый начал. — Хорошо, — милостиво согласился он, — какая разница. Главное, ты уважила мою волю. — И тотчас сообразил, что отвернуться-то она отвернется, но там, на стене, висит зеркало, так что при желании он сможет наблюдать за ней незаметно. Странно, что такая, обычно проницательная, женщина забыла о собственном зеркале над диваном.

Жанна взяла книгу, давно открытую Володей на избранном стихотворении, начинающемся словом «Нет», судорожно вздохнула, отвернулась, споткнулась на первом звуке, сглотнула, справилась с собой, произнесла наконец роковое слово, при этом голос ее чудным образом изменился и продолжила чтение уже обычным голосом, постепенно успокаиваясь и почти повернувшись к своему мучителю. Но Володя успел увидеть за какую-то долю секунды в зеркале то, что она безуспешно пыталась скрыть. Забыть увиденное — невозможно, изменился не только голос Жанны, мгновенно преобразилось и ее лицо. Оно странно вытянулось, потом съежилось, прелестный ротик обернулся ощерившейся треугольной пастью с мелкими иглами зубов, дивные миндалевидные глаза обратились в злобные бусинки, под мягкими волнистыми прядями обнаружились острые серые уши, жесткие усы полезли с обеих сторон аккуратного только что носика, нежные щеки покрылись короткой рыжеватой шерстью — морду крысы увидел Володя вместо лица своей возлюбленной, морду крысы, выговаривающую слово «Нет», и вот уже Жаннины милые черты снова отразились в зеркале, не хранящем воспоминаний.

Чтение прервалось на середине. Оба поняли, что все произошло, объяснений не требуется. Жанна встала и прошла в кухню греметь чайником. Володя продолжал сидеть на диване, раздавленный чудовищным открытием — реализованной метафорой, воплощением женских слабостей и пороков в конкретном зверином облике, проявляющемся на миг, на то самое мгновение, когда идеальная женщина вынуждена говорить недопустимое слово.

Если рассказывать об Анне, то начинать придется с Палыча, дабы сообщить, что до Анны он уже был женат несколько раз. Впрочем, прежние его жены никак не проявлялись, не беспокоили, словно их вовсе не было, что могло бы удивить или насторожить любую женщину, но не Анну. Анна, от природы создание аморфное, отчасти неуязвимое как вода, не умела сосредоточиться на одной какой-либо мысли. Стоит начать думать что-нибудь, а за окном собака пробежит, поневоле отвлечешься, или чайник закипит, тут уж вообще приходится все бросать и идти на кухню выключать конфорку. И так она сколько чайников сожгла. Но это еще когда в общежитии жила, до Палыча.