Юрий Сбитнев - Эхо

– С его лица птицы клевали, – сказал Артем. Старик сидел прямо, положив сухие руки перед собой на грубую столешницу, и на сожженном лице его, и впрямь как птичьи клевки, от высокого лба к подбородку частились глубокие ямки.

– Как его звать? Чей он? – спрашиваю Артема почему-то шепотом. Меня уже предупредили, что старик плохо слышит и ему надо кричать.

– Он ничей. А прозвище Умун – Один. Пришел к нам, когда совсем остался одиноким. У него жена была – шаманка. Так и жили, как лебеди, вдвоем! – чему-то весело рассмеялся Артем. – А потом к нам пришел. Давно было – меня на свете еще не было. Он огонь видел! – И снова рассмеялся. – Расспроси. Про железных птиц знает. Расспроси. – Артему и самому было интересно.

– А по-русски он знает?

– По-всякому знает, – махнул рукою. – Расспроси. Я подсел к старику и долго глядел на него, не в силах отвести взгляда. Мне было стыдно, что так вот таращусь на слепого, разглядывая его лишенное глаз лицо, все в страшных рубцах от ожога, в крохотных ямочках, но ничего не могу с собой поделать. Оно приковывало к себе, оно и сейчас стоит перед моим взором, спустя долгих тридцать лет с того дня, как встретил я старика на стойбище в верховьях речки Тетей.

Все, что написал о нем, рассказал мне шаман рода Почогиров – Ганалчи.

За окном зима, ветер, февраль. Все последние числа января ярко светило солнце, стояли морозы, к утру за двадцать, днем до десяти. Хорошо работалось, но и на волю тянуло. Нынче не тянет. Воет ветер. В доме тихо, тепло, не хочется подниматься из-за стола. Рядом и любимые книги, и дневники, записные книжки, походные тетрадки – за целое тридцатилетие жизни.

Все было, было, было… Весь в прошлом.

И вдруг звонок телефона. Звонит мама. Не в силах еще отвлечься, над чем думалось, спрашиваю, едва поздоровавшись:

– Мама, что ты помнишь о тунгусском происшествии? Ей восемьдесят три. Окончила гимназию, потом институт, учительствовала. До сих пор много читает. Так что должна вспомнить.

– Это ты о метеорите?

– Да.

– Маленькая я была. Но помню, что папа говорил: в тайге упало небесное тело.

Ее отец, мой дедушка, работал на железной дороге, тогда уже был инженером. Сам из крестьян, выучился на медные деньги, и у меня хранится до сих пор постановление сельского схода, который отпускает дедушку из крестьянской общины на учебу. Постановлению этому более ста лет.

– Значит, дедушка говорил, что упало небесное тело?

– Ну да – метеорит. Тогда ведь слухи ходили о конце света.

«Значит, и там ходили, – отмечаю про себя, – но там понятно, в цивилизованном мире все-таки ученые уже знали, что приближается к Земле комета Галлея, в десятом году должна появиться в нашем небе…»

– Когда училась в гимназии, нам объясняли, что далеко в Сибири упал крупный метеорит… Вот это и помню.

– А еще что?

– Ну, всякие легенды ходили.

– Какие, например?

Об этом почему-то не хочет говорить, но охотно, даже с улыбкой добавляет:

– Рассказ один интересный читала…

Всю жизнь не давало мне покоя ощущение, что когда-то (я очень рано начал читать) сам прочел или мне прочитала сестра (в этом был уверен) рассказ о том, что тунгусский метеорит был космическим кораблем, потерпевшим катастрофу. И что-то еще такое таинственное, о чем никак не мог вспомнить. Я помнил: был рассказ. Может быть, именно он и определил во мне непреходящую во всю жизнь тягу к этой тайне.

– Какой рассказ? Когда ты его читала? – спрашиваю, волнуясь.

– Когда, не помню. По-моему, до твоего рождения. Конечно, до твоего. В двадцать девятом году очень много писали об этом.

В двадцать девятом Леонид Алексеевич Кулик возглавил первую научную экспедицию и открыл «место падения» тунгусского метеорита. Места он не нашел, ни кратера не было, ни каких-либо «неземных следов», а только гигантский вывал леса.

– А рассказ был о том, что над тунгусской тайгою потерпел катастрофу космический корабль.

Об этом я помнил.

– Так… А еще…

– А еще, – она снова улыбается, дескать, дальше и вовсе мистика, но интересно, – что после этой катастрофы в тайге объявилась женщина – шаманка. Она прятала лицо, и никто его не видел. Но когда умерла, оказалось, что кожа его была бледно-бледно-белого цвета, как бы излучающая звездный свет…

Ну вот тебе и раз! А говорят, чудес не бывает! Только что написал о шаманке, о которой говорил тридцать лет назад Артём, и, пожалуйста, – она объявилась.

– Кто написал этот рассказ, не помнишь?

– Нет.

– Где напечатан был?