Юрий Сбитнев - Эхо

И этого я не видел. И тогда Ганалчи к великой радости нашей вороны показал мне и это.

– Вчера, – сказал он, – было солнце, и горло оттаяло. Теперь будет петь.

– Кэр-р-рэ, кэр-р-рэ-э! – закричала ворона.

Но это был не крик, а песня, которую с улыбкой слушал старик, обретая весну.

Круг весны, жизни, года, звериный круг, круг земли?… Почему все это обозначено кругом?

– Все – время, – отвечает Ганалчи. – Время – круг, и солнце – круг. Время – круг движется по кругу – времени. И все движется. Есть – так. – Ганалчи проводит рукою по воздуху вертикальную прямую. – - И вокруг – так. – Он заключает эту невидимую ось в невидимый круг. Но вдруг я улавливаю и эту чуть-чуть светящуюся ось и этот круг уже не под рукой Ганалчи, а вокруг нас. – Это наш с тобой круг, но ты уйдешь, и он будет так. – Старик легким движением руки описывает восьмерку, заключая себя и меня в отдельные круги. – Потом они разорвутся… и ты будешь в своем круге.

Я привык к таким объяснениям и внимательно слушаю, киваю, соглашаюсь и верю. Он это понимает и рассказывает с охотой.

О трех Великих Земных Кругах.

Было другое Время. Человек жил девять тысяч солнечных кругов. Никто не умирал. Приходил срок, и человек летел к звездам.

Земля и Луна были вместе, и те, что бродят сейчас, потеряв круг жизни, тоже были Землею. Места хватало. А люди были Великанами. Не было Зла.

Чтобы объяснить, какими громадными были люди в том первом круге, Ганалчи гладит по загривку своего любимого пса Илана:

– Вот План был холи! Какой я?!

Получалось, что мамонты были собаками тех самых Великих людей.

Старик надолго замолчал, беззвучно шевеля губами, подсчитывая что-то.

Получалось, что тот Земной Круг длился девятьсот тысяч лет. Время в том счете удлинялось до непредставимого, а расстояния до звезд, которые мы с ним едва различаем на небе, сокращались до вполне земных измерений. Шаг больше – расстояние короче.

Ганалчи не просто рассказывал про тот Круг, он постоянно что-то счислял, прикидывал, сопоставляя с нынешним, и вел себя так, как ведет заядлый математик, увлеченный решением удивительной, но уже им просчитанной задачи.

Был ли этот Первый Круг Землею Хэргу – землею предков и прошлого? Не знаю. Ганалчи не говорил об этом, а я не спрашивал, поскольку уяснил из нашего с ним общения, что о трех этих Землях между собою говорить надо как можно меньше. И Хэргу, и Дулю, и Угу только называются, только упоминаются в разговорах.

Второй Земной Круг – это тот, в котором течет нынешнее Время, – очень короткое, быстрое и жестокое для человека. Ганалчи не знал, сколько оно должно продлиться. Но утверждал точно: пока каждый человек не пройдет круг всего живого на Земле. Он уже был малым, несовершенным, восходя к рыбе через червяка, ящерицу и всех земноводных, – каждый, снова рождаясь на свет, проходит это восхождение за девять материнских утробных Лун. А живет человек в этом круге девяносто лет. Умирая, должен завершить полный круг живого: быть травою, деревьями, всеми животными и птицами.

И тогда придет Третий Земной Круг, где время будет еще короче и стремительнее, расстояния неисчислимо длинны, и если считать тот Круг человеческой жизнью, то равняться он будет девяти нынешним летам.

Следом за этим Кругом придет снова тот Первый – Великих людей, свободно пересекающих звездные пространства. И снова не будет Зла. А длиться тот круг будет девять тысяч на девятьсот тысяч лет.

Егин тысяча на егин нямади тысяча.

– И все, парень, это мы, – закончил свой рассказ Ганал-чи. – Никто не умирает. Смерти нет.

Я спросил его, почему во всем его рассказе, везде, во всех трех Земных Кругах фигурирует девятка.

Девятьсот, девяносто, девять?…

Он удивленно и долго глядел на меня, словно бы не понимая вопроса. Я повторил.

– Девять – нет, нет егин! – сказал, еще более удивляясь… – Есть Илан. – Это было произнесено очень значительно. – Есть Три! Егин – девять – это не тангу 1! Тан-гу – Илан! Три!

1Тангу (эвенк.) - число. Но тут нечто более важное: символ или что-то более значимое.

Тангу Илан.

Три Земли: Хэргу, Дулю, Угу…

Три бога их.

Три Круга Земли, о чем ты слышал.

Четыре по три – зверей в Зверином круге, и столько лун в году.

На третьем месяце в утробе матери младенец обретает вид…

Эта анатомическая подробность настолько потрясла меня, что я выразил свое удивление неким возгласом.

Ганалчи открыл глаза, которые при рассказах, где что-то надо вспоминать, плотно закрывал. Он сидел, выпрямив спину, удобно умостив под себя ноги, чуточку покачиваясь всем корпусом, и на лице, словно бы застывшем, шевелились только губы.