Юрий Сбитнев - Эхо

В один из первых приездов записал я легенду, рассказанную внучкой Ганалчи. О том, как когда-то, очень давно, в Буньском меге было страшное сражение с мани. Девочка плохо говорила по-русски.

– Кто такие мани? – спрашивал я.

И она объясняла, поднимая высоко руку и привставая на мысочки:

– Високо, високо, – твердила она.

– Ага, высокие, высокие люди! Большие! – кивал я и тоже тянул к небу руку.

– Да!… Да!

Ее бабушка вовсе не говорила по-русски, но кивала головой и тоже поднимала руку.

– У-у-у, – гудела значительно.

Ганалчи я тогда еще не знал.

Я опубликовал легенду в одной из первых своих книг об эвенках, добросовестно передав рассказ девочки о битве с очень большими людьми – мани. Но спустя время узнаю, что «мани» на эвенкийском языке означает Орион. И внучка моего теперешнего друга и проводника не рост людей определяла, а показывала мне на созвездие, которое висело тогда над тайгою.

Сказал об этом Ганалчи, он согласно кивнул:

– Так, так.

– Что так? Выходит, тут вот сражались с землянами те, что пришли с Ориона, – мани?

– Они… – говорит Ганалчи. Он знает… И нымгандяк улетел.

Нашей цивилизации надо было шагнуть в космос, чтобы вдруг открыть в странных, подчас лишенных какого-либо смысла культовых обрядах маленького народа удивительную связь с небом и звездами, – думается мне под легкий бег оленей по белому долгому полю северной реки.

Чего только не нашепчут Крайний Север, и эта ночь, и звезды, и чуть шуршащий шорох снега под полозьями нарт. Теперь мне никуда не уйти от этих земель, летящих где-то рядом с нашей Дулю. Дулю – это плот, уносимый рекою, и солнце, и звезды, и мы… Тумэлен – так звучит на эвенкийском «плот». «Тумэлен, тумэлен», – повторяю я.

Когда впервые русские встретили эвенков, те уже умели считать. Счет велся на специальных деревянных дощечках зарубками. Малые зарубки – единицы, большие – десятки.

Существовали специальные «записные книжки» – дощечки, куда записывали эвенки свои расчеты с купцами. Дощечки эти после весенних и осенних ярмарок прятали в тайге. С собой не возили.

Случалось, что купец, путая счет, начислял долг, уменьшая число полученной пушнины и мехов. И крайне удивлялся, что «тунгус» за год не только не забыл, но совершенно точно восстанавливал истину в расчетах.

Я замечал, что на расчетах, а точнее, на удивительном каком-то счете основан феномен необычайной, как бы врожденной безошибочной ориентации эвенков в тайге и тундре. Ганалчи совершенно точно знал количество рек, ручьев, речушек, притоков, стариц, озер на громадной территории, держал в уме количество хребтов, возвышенностей, сопок. И что поразительнее всего – число созвездий и звезд в них на зимнем и летнем небе.

Как же так получилось, что никто не обратил внимания на эту магию чисел?! На эту прекрасную способность человеческого разума все подчинять счету тут, в ледяных пустошах Крайнего Севера, среди первозданной земли, где неисчислимо далекое небо ближе всего к человеческому сердцу!

А может быть, она тут и есть, та самая загадочная страна древней цивилизации, которую ищут ученые совсем в иных краях?!

Скользят нарты, бегут олени к совсем близким звездам, и бег их в ночи стремителен и мудр.

Сколько раз ломал себе голову: почему это эвенки перед дальней кочевкой бессмысленно толкутся целый день, а падет на землю вечер, заструятся синие сумерки, поднимутся первые звезды, как вдруг заторопятся, заспешат и кинутся в нарты, погоняя оленей в ночь? Не проще ли, не осмысленнее было бы пуститься в дорогу с утра? Как я сердился на своих проводников перед дальней дорогой, когда попусту вели они время, слонялись по селу, откладывая с часу на час отъезд, а мне так было дорого это коротенькое время зимнего дня. Но ничто не могло подействовать на них – ни просьбы, ни доказательства, ни обида, ни даже угрозы…

Не было в моей памяти ни одного отъезда куда-либо утром ли, днем ли – обязательно в ночь. Смеялись над этой особенностью эвенков, объясняли ее и ленью, и беспечностью, и еще десятками неприглядных душевных качеств, и всякой чертовщиной объясняли. И в этот раз, уходя из нымгандяка, мы прохлопотали до сумерек и только с первыми звездами тронулись в дорогу. Я спросил: почему так?

Ганалчи объяснил:

– Восходит Хэглен – начинается утро.

Хэглен – эвенкийская Полярная звезда. С восходом Полярной звезды, по представлениям эвенков, начинается новый день. Вот где, в каких древних далях лежит этот обычай – уходить в дорогу с первой звездой. На Севере первым поднимается и горит в небе Хэглен, обозначая приход утра.