Рвет золотую бумажку из сигаретной пачки и делает себе золотые зубы, скалит их.
Брюс Ли научил меня, что значит преодолеть смерть… Кстати, многие дети знали, что такое смерть, я же, ей богу — нет.
Большой городской двор между домами. (В нашем случае идеально подходит утоптанный тюремный круг). Мальчик в черном сосредоточенно ковыряет в носу.
Верим(с завистью в голосе): У меня еще никто не умирал.
Коста Крстич(со знанием дела): Не спеши, так было и со мной. А потом — бабка, тетка, дядя, все подряд… Парень! Я мертвецов повидал больше, чем гробовщик.
Плюет в пыль. Щурится.
Даже улегся в бабкину кровать, совершенно спокойно, как только ее вынесли.
Видна процессия в тенистом саду. С серьезными, сосредоточенными лицами дети копают могилу, играют в похороны.
Верим: А у меня еще этого не было… Мне не хватало мертвеца, который бы что-то для меня значил, я надеялся, что такая боль закалит меня, и я больше ничего не буду чувствовать.
Круг для общих прогулок. Ранний весенний вечер. На балконах без перегородок сушатся полиэтиленовые пакеты и белье. За стеклом литературный критик, страдающий от лихорадки, избивает ребенка, а потом и жену, выбежавшую в брюс… бюстгальтере…
(Здесь, как и в двух-трех местах дальше, не хватает нескольких страниц. Не хочу гадать, как они исчезли: то ли их вырвала цензорская рука начальника или надзиратели на чистой оборотной стороне расписывали пульку. Помню, что в следующей сцене чья-то мать приносит детям весть о смерти, успокаивая их рассказом о том, что в боснийских горах у нас спрятана атомная бомба, так что если они нападут… Бах! Кто-то отчаянно забрасывает баскетбольный мяч в мусорный бак, бак падает, оттуда выскакивает перепуганная кошка и взлетает вверх по водосточной трубе. Спускаются сумерки.)
Документальные кадры заплаканных людей на улицах. (Участвует вся тюрьма.)
Диктор(торжественно): Из многочисленных заявлений по поводу смерти президента выделяются слова Бранко Чопича, которые словно исходят из сердца нашего подрастающего поколения: «Тито — эпический герой, он совершил бессмертный подвиг освобождения и вновь вернулся в сказку». Нам остается только следовать путем, который…
Спортзал. Черно-белый телевизор, по которому мы будем смотреть трансляцию похорон Тито, стоит на гимнастическом коне. Картинка время от времени пропадает, и учительница физкультуры Катица Мраович, которой помогают двое-трое подлиз, вертит антенну, поднимает ее и опускает, хлопает ладонью по телевизору. Когда картинка становится более-менее приемлемой, Катица осторожно передает антенну одному из детей, который держит ее в высоко поднятой руке, похожий на статую Свободы.
Катица: Постоишь здесь так? Как это, не сможешь?
Смотрит на него с недоверием и презрением.
Ничего, будете меняться… И чтобы ни слова! Где же ваша юность?
Антенна, напоминающая птичий скелет, выскальзывает из детских рук на грязный пол. Картинка пропадает.
В зале незаметно собираются дети, как птицы Хичкока. Рассаживаются по скамейкам, матам, по другим местам. Похороны еще не начались. С экрана телевизора доносятся звуки траурного марша. В глубине зала группа старших ребят, спрятавшихся за козлом, выщипывают поролон из рваной обивки. Катица незаметно стоит над ними, с открытым ртом, в глубине которого серебрятся пломбы коренных зубов, и нервно сжимает и разжимает кулаки, как младенец в период обезьяньего рефлекса.
Раздевалка. (Во всех смыслах подойдет кабинет господина начальника, с фикусом и пустой клеткой.)
Верим: Наша раздевалка чаще всего исполняет роль школьного карцера, что-то вроде Чистилища перед походом к директору. В распоряжении наказанных есть краны без воды, кривые вешалки. Вонь здесь можно даже пощупать.
На первый взгляд, это тренировка клаустрофобии. Коста проверяет, заперты ли замки, ручки щелкают вхолостую, мигают испорченные лампы дневного света. Ребята потихоньку рассаживаются. Большинство не слишком реагирует на ситуацию. Кубурин закуривает и пускает сигарету по кругу.
Саша: Говорю я вам, он не от этого умер. Ты слышал про заражение крови?
Андреутин(испуганно): Ты что имеешь в виду?
Саша: Иностранные спецслужбы, наверняка. Есть такая мазь, намажешь руку, и тот, с кем ты поздороваешься, помрет через двадцать четыре часа.
Читать дальше