Алла Горбунова - Вещи и ущи

В туалете красноярского аэропорта попсовая певичка Аманда, приехавшая на гастроли, нечаянно бросила взгляд на график уборки туалета и обомлела: подпись уборщицы в точности соответствовала её, Аманды, подписи. Каждая закорючка, каждый завиток — всё было идентично, будто расписывалась сама Аманда. Как такое возможно, Аманда понять не могла и наняла в тот же день частного детектива, чтобы он выяснил все подробности про личность уборщицы. На следующее утро детектив сообщил Аманде, что уборщицу зовут Людмила Пашкевич, что ей сорок четыре года, образования нет, проживает одна в гостинке в Советском районе города Красноярска и ничего примечательного из себя не являет, и ещё у неё заячья губа. Певица Аманда уже совсем было успокоилась, но тут детектив предъявил Аманде копии всех документов уборщицы и заодно какого-то заявления на работу, которое она писала от руки, и к ужасу своему Аманда увидела, что почерк Людмилы Пашкевич в точности совпадает с её почерком. И от всего этого стало Аманде как-то не себе. Как гвоздь в пятке, мучила её эта уборщица Пашкевич. Ведь жила же себе Аманда счастливо, записывала песни, ходила к косметологу и в солярий, встречалась со своим бойфрендом и горя не знала — а тут Пашкевич. Попыталась Аманда выбросить её из головы: нет, нет у меня с ней ничего общего, подумаешь — подпись, подумаешь — почерк. Случайное совпадение. Так бывает, — говорила себе Аманда. Концерт её прошел хорошо, хотя новую свою песню она на нём ещё не исполнила: её пока не слышал ни один человек на свете, Аманда сочинила её совсем недавно и намеревалась вернуться в Москву и записать её в студии. Песня была такая: «Люблю тебя а ты меня / будем вместе дадада / щастье моё / ё-ё-ё!» . Аманда думала посвятить эту песню своему бойфренду. После концерта в ожидании обратного рейса Аманда решила зайти в туалет. Ты мне не страшна, Пашкевич, думала она, хотя сердце при мысли о туалете начинало как-то странно биться, я всё про тебя знаю, ты бедная одинокая женщина, без образования и с заячьей губой. Туалет был погружён в мерцающий полумрак, и, когда Аманда вошла в него, все звуки аэропорта смолкли. В туалете мыла пол, нагнувшись, женщина с заячьей губой, и напевала при этом, водя тряпкой по кафелю, «ё-ё-ё!» на мотив Аманды. «Что это вы поёте?» — пролепетала Аманда. «Ё-ё-ё!» — пела женщина как-то почти злобно, потом подняла на Аманду мутные серые глаза: «Песня такая», — и продолжила тереть пол. Аманда улетела в Москву. Жизнь потеряла для неё краски: запись песен, концерты, путешествия, клубы, бойфренд, косметолог и солярий, шопинг и что ещё она там любила — всё это оказалось мороком, обманом, потому что там, в Восточной Сибири, жила женщина с заячьей губой с её почерком, её подписью, её песней. Теперь вся жизнь Аманды была испорчена, отравлена, оказалась подделкой, чьей-то злой шуткой. Вскоре Аманда выкинулась из окошка, никто не знал почему. На её похоронах видели никому не известную женщину с заячьей губой, она постояла и ушла.

Анатолий Сергеевич Шагдаров родился в Бурятии, в одном из посёлков городского типа на берегу озера Байкал, где располагался асфальтовый завод, две водонапорные башни и насосная станция. Дед его по матери был шаманом, отец — русским алкоголиком, а мать умерла, когда Шагдарову было пять лет, от клещевого энцефалита. Отец свою жену не помнил и вскоре привёл в дом русскую мачеху, а когда его спрашивали про мать маленького Шагдарова, он отвечал только: «Она была чёрная». Подростком, в войну, Шагдаров пас коз и думал о мироздании, почему оно такое, какое оно есть, и зачем вообще оно есть, после учился в сельскохозяйственном техникуме и работал главным зоотехником одного колхоза в Иркутской области. Там была у него жена, чёрная, как его мать, и она пела народные песни, а потом заболела и зачахла, не оставив ему детей. После её смерти тридцатилетний Шагдаров собрался стать философом и всё решить про мироздание, оставил колхоз и его животных и отправился поступать на философский факультет в Москву. Разобрался зоотехник Шагдаров в премудростях философии, окончил аспирантуру и остался преподавать в университете марксизм-ленинизм. Потом защитил докторскую и стал заведовать кафедрой, женился на светловолосой москвичке, и она родила ему сына. Студенты любили Шагдарова, потому что он был мудрым и добрым человеком, знал больше других преподавателей, но был прост и приветлив со всеми. Три года провёл он на Кубе, где был советником ректора университета, видел там Фиделя Кастро и жал ему руку, вернулся — и началась перестройка. В девяностые годы кафедру Шагдарова переименовали в кафедру современной зарубежной философии, и пожилой уже Шагдаров стал осваивать постструктуралистов. С присущим ему пылом рассказывал он теперь студентам про Деррида и Делёза. Теперь молодые преподаватели курили прямо в помещении кафедры, а сигареты тушили о подошвы ботинок. Однажды, когда Шагдаров рассказывал первокурсникам о Людвиге Витгенштейне, две хорошенькие студентки стали заниматься любовью, и тут у Шагдарова случился инфаркт. Увезли его в больницу, и Шагдаров там скончался. На похоронах его были жена, сын, невестка, маленький внук, много друзей, коллег и студентов, о нём говорили тёплые слова, пили водку, и одна из студенток — невольных виновниц — плакала в сторонке, а другая не пришла. Внук Шагдарова испугался, увидев деда в гробу, и тоже заплакал, и не знал того, что дед не успел ему рассказать: о двух умерших чёрных женщинах — матери и первой жене, о Марксе, Ленине и Фиделе Кастро, Деррида и Делёзе, и о том, зачем понадобилась философия зоотехнику из далёкого колхоза в тех краях, где уже никто не помнит Шагдарова, как и в родном его посёлке на берегу Байкала. Впрочем, местные бабки ещё рассказывают истории про его деда и говорят, что он был сильным шаманом.