Александр Иличевский - Матисс (Журнальный вариант)

Дальше только точки белой крупы затюкали, снежинки зазвездились по боковым и лобовому, лицо американца остановилось, стекло, ослепнув, провалилось, и поток белизны накрыл — и смел ее, и вынес прочь из Замоскворечья, Сокольников, из города, из детства, — вдаль от мамы, Королева. Их лица утонули в белой мгле, которая бешено сгустилась в потемки и разошлась пустым потоком.

Дальше ничего не было, и очнулся Королев спустя два года в городе Александрове. На заводе, выпускавшем телевизоры, он работал наладчиком конвейерной линии, на которой собирались компьютерные мониторы.

Для компании “Восход” выгоднее было покупать в Сингапуре детали мониторов и собирать их в России. Обычно Королев стоял в цеху на втором ярусе и наблюдал, как лента внизу несла расчерченные параллелограммы плат, как над ними водили руками слепцы, с выразительными крупными лицами, в белых халатах, в синих целлофановых шапочках и нарукавниках. Вздев горбе запавшие бельма, они опускали сырые пальцы в коробочки, проворно наживляли ножки транзисторов в монтажные гнезда, трогали, отжимали, погружали кисти рук в воздух, отправляли платы дальше — в направление участка глубокой пайки, где в травочной ванне темно дымилась царская водка и чуть дальше сверкало раскаленное зеркало припоя…

Случалось, к Королеву подходил бригадир сборщиков Семен Кустодиев и, глядя в пустоту, спрашивал разрешения петь во время работы. Репертуар слепцов ограничивался песнями Гражданской и Отечественной войны. “Катюша”, “Щорс”, “Темная ночь”, “Полем вдоль берега крутого...”, “Журавли”.

Заслышав распевку, Королев старался поскорей уйти из цеха.

Закончилось все тем, что заводскому Обществу слепых были выданы таможенные льготы. Таким образом, оформляя свои и чужие грузы на слепых, “Восход” мог заработать хорошие деньги. Сборкой мониторов руководил хваткий юноша, Петр Наливайко, недоучившийся студент питерского матмеха. Узнав о льготах, он выпучил глаза, расчесал пятерней бородку и, подсчитав в уме годовую прибыль от аферы, яростно воскликнул:

— Да за такие деньги всему “Восходу” можно глаза повыкалывать!

Через два месяца сборочный цех превратился в таможенный терминал, а еще через полгода Наливайко ретировался в Сингапур, спасаясь от уголовного дела, заведенного попечением конкурентов на контрабандном поприще. На дорожку он прихватил где-то кредит под залог склада, и скоро в Александров приехали судебные приставы. Вывалившись из “пазика”, вооруженная команда фантомасов уложила слепых на пол. Как единственного зрячего, следователь взял Королева в оборот. Но тот настолько ушел в себя, в неподвижный взгляд и заиканье, что следователь выругался:

— Подонки, дебила над слепыми поставили матрешки собирать.

Приставы забили автобус мониторами — и провалились.

Слепые, хоть и были распущены по домам с сохранением зарплаты, привычке изменить не смогли. Они приходили утром к цеху и по стенке, оберегаясь от бесшумных юрких каров, пробирались внутрь, усаживались в Красном уголке за длинный стол.

Слепые не пили чай, остерегаясь пролить, ожечься. Королев выставлял им пряники, сушки, карамель, лимонад. Бригадир Кустодиев исполнял роль концертмейстера. Однажды Королев закрыл глаза и попробовал вполголоса присоседиться к их пению. Через минуту его пробила дрожь.

Королеву казалось, что вокруг слепых зыбила, дышала воронка. Ему трудно было находиться рядом — реальность вокруг них была разрежена. Она запутывалась, заштриховывалась, заплеталась сверхточными движениями пальцев, разносилась вдребезги по околесице разнобоя слепых взглядов. Он все время проваливался в их слепоту, невольно пускаясь в долгие лесные переходы, полные сумрака, полные то решетчатых, то пупырчатых, колких дебрей. Голова кружилась при выходе в открытое поле, отброшенное негативом, в лабиринт перелесков, в область сна наяву — и, очнувшись, Королев спешил податься прочь, на твердое зрячее место. И так однажды не стал останавливаться на задах за цехом, курить одну за другой в кулак, пинать проржавленную цистерну с надписью “Кислота!”, выбивая из нее тягучий бом-м, бом-м-м-м, а вышел с территории, дошел до вокзала и сел в электричку — налегке, бросив пожитки на съемной квартире, в которую больше не вернулся.

В Москве он сначала снял квартиру в Бибиреве. Не любил эту фатеру — приезжал только переночевать, весь день пробродив по городу. Покупал у метро на завтрак пачку крабовых палочек и майонез, заходил — и заваливался спать.