Александр Иличевский - Матисс (Журнальный вариант)

Королев всю жизнь был жертвой и питомцем мелких и крупных заблуждений, мир вокруг него был искажен сильной линзой воображения. Прозрачная кривизна выписывала невероятную траекторию, увлекавшую напористость Королева в потустороннее русло действительности.

Например, первоклассником он был убежден, что Италия, Испания и Бразилия — разные названия одной и той же страны.

Был уверен, что число детей в браке зависит от страстности супругов.

До двадцати семи лет верил, что у девушек не бывает похмелья.

На третьем курсе три дня верил в то, что Китай напал на СССР. Его разыграли друзья, сообщая во всех подробностях об успехах вторжения армии КНР. Была жуткая зимняя сессия, не было ни минуты, чтобы проверить. Думал, что перед мобилизацией надо успеть сдать квантовую механику, чтобы потом не возиться.

Почти до восемнадцати лет глубинно связывал половые признаки античных статуй с фиговыми листочками. И потом, когда впервые увидел инжировое дерево, напрямую соотнес его плоды и шершавые листья с вознесенной красотой музейных статуй. Так они там и застряли, в кроне. Весь Давид, изваянный Микеланджело, исполненный литой прозрачности, остался в просвеченных солнцем инжировых листьях.

Но все очевидные его верования были ничто по сравнению с его главным заблуждением: жизнью.

К четвертому курсу стипендия превратилась в пыль. В общаге они питались пшенкой и маслинами, мешок с которыми сосед, любитель спелеологии, привез из Орджоникидзе: месяц отмачивали в поташе, окунали в рассол ветку лавра и сырое яйцо, чтобы всплыло по мере посола.

В академическом институте, к которому он был приписан, из сотни сотрудников в стране остался десяток. Но только после того, как в третий раз сменил научрука, Королев поддался общему поветрию и решил уехать за границу.

Сдав все тесты, пять раз бросал жребий над списком университетов. Положительный ответ пришел только один: из Дании.

Летнее время до отбытия коротал разнообразно. Ездил в Крым с другом-спелеологом, лазил по узким, как чулок, пещерам: выдыхая, чтоб протиснуться, пуская слюну, чтобы сориентироваться относительно вертикали. Шатался по Москве. Водил девушек в Дом художника, в только что открывшийся “Макдоналдс”. Решил включиться в кооперацию. На это его подвигла влюбленность в Наташу, которую он называл сестрой. Она была красавицей гречанкой, умной и нервной. Королев горячо дружил с ней. Наташа жила одиноко в Кунцеве и отвечала ему сестринской взаимностью. Отношения их напоминали атмосферное явление: страстно-медлительное содружество двух родственных удаленных стихий — облаков и водоема.

Наташа звала его братом. У них была общая проблема. Наташу мучил друг Королева — Боря, который познакомил их. Борю она тоже любила, причем не как брата. Королев помогал ей улаживать последствия бурных ссор. В квартире Наташи повсеместно обитали белоснежные мыши и рыжая крыса. Их Королев неустанно боялся. Денег у Наташи не было. По этой причине он и вознамерился торговать лосинами — в ту пору они как раз вошли в женскую моду.

Для открытия торговли нужно было добыть денег. Триста долларов под высокий процент он занял у гопников, залетно тершихся в общаге. В те времена город Долгопрудный искрился и темнил криминальной атмосферой. На младших курсах Королев не раз выскакивал вместе со всеми на улицу — по призыву, разлетавшемуся на этажах: “Долгопа наших бьет!” Несколько сотен студентов проносились по городу, метеля эспандерами, прыгалками, нунчаками всю местную шантрапу без разбору. Но в смутное время отпор ослаб, прекратился. Шпана теперь работала и в милиции. Королев отлично помнил, как на первом курсе гопники зарезали студента-старшекурсника (тот, кто убил, проиграл убийство в карты, в электричке). Зарезали у гаражей, на тропинке, по которой студенты всегда возвращались со станции.

Королев закупил лосины, целый мешок, продать их не сумел и попал на “счетчик”. Дважды его привязывали к стулу и били. Иногда он падал вместе со стулом. Бил его незлобный, но непроницаемый молотобоец Паша — кулаком, затянутым эластичным бинтом. Двое других сидели хмуро на койках, цыкали под ноги и дружелюбно растолковывали ситуацию, в которую он попал.

Пока били, Королеву мерещился взвод гренадеров, шагающий по Ленинскому проспекту мимо взлетающего памятника Гагарину. Он осыпал их с тротуара лосинами, выбрасывая пачки вверх, как конфетти, над строем. Ему кричали “урраа!” — и Пашин кулак уже бесчувственно разламывал череп.