Глеб Тригорин - Стезя. Жизненные перипетии

Шлёпанцев оказался на редкость общительным и доброжелательным человеком. Без всяких церемоний сразу перешёл на «Ты».

– Не стесняйтесь, Николай Владимирович, чувствуйте себя как дома. По себе знаю: Париж не признаёт слабых. В этом городе надо долго пожить, чтобы почувствовать его ритм, атмосферу. Что не говори, город этот захватывает любого в свой водоворот и уже нельзя никак освободиться от его цепких объятий. Отдохните, освойтесь, а потом я покажу его вам.

Открыв дверь в соседнюю комнату, он, вытянув руку, добавил:

– Вот, располагайтесь: кровать, стол и всё остальное. Чем богаты, как говорится, тем и рады.

На другое утро новоиспечённые друзья отправились осматривать достопримечательности французской столицы. Первым делом решили сделать визит к «Железной мадам», как её называли парижане. Вблизи башня поразила Зубова своей мощью и размахом. Забираясь вверх по лестнице, Шлёпанцев, не переставая, рассказывал подробности, связанные с этим архитектурным шедевром. Евгений Артемьевич оказался осведомлённым и сведущим гидом. Из его уст Зубов узнал очень многое, о чём раньше и не подозревал. Дальше, бывший ротмистр повёз гостя в Булонский лес. Но главной целью своей экскурсии он считал Мулен Руж. Он свято верил, что истинное сердце этого города грёз находится именно там. Всем своим поведением, рассказом он невольно подводил к этой мысли и Зубова. Стараясь быть ненавязчивым, он с темпераментом расхваливал все прелести города:

– Этот, так называемый лес, в сущности, английский парк. Когда-то, давным-давно он действительно был густым и не проходимым, а теперь: эти лужайки, аллеи, удобные скамейки – всё для блага человека. Да что там лицемерить, для удовлетворения его самых простых и естественных надобностей. Но вы меня, конечно, понимаете, о чём я говорю?

Парк действительно был хорош. Ухоженные, уютные аллей. Красивые скамейки с изящными изогнутыми спинками так и манили в свои объятья беззаботных влюблённых. Зубов шёл, внимательно вглядываясь в буйство пышной зелени и карнавал распустившихся цветов, которые ещё не успели поблекнуть и осыпаться. Ранняя осень в парке поражала воображение пестротой красок и оттенков, которые словно в последнем порыве, старались перещеголять друг друга и, до холодов, раскрыть свой последний главный потенциал.

– Николай Владимирович, а поедемте в Красную мельницу, – таинственно глянув на Зубова, сказал Шлёпанцев. – Вот там, вы по настоящему поймёте и вдохнёте истинную сущность Парижа. Мулен Руж – это сказка, воплотившаяся наяву.

Молодецки крутнув ус, он игриво посмотрел на товарища. Зубов, улыбнувшись, скромно ответил:

– Ну поедем-те, коль это истинное сердце Парижа.

– Истинно вам говорю, любезнейший Николай Владимирович, это не то, что сердце – это самая его сердцевина, самая, что ни на есть изюминка, которую, – тут он загадочно улыбнувшись и, таинственно глянув вверх, закончил, – надо есть с толком, расстановкой, чтобы уловить и не потерять прелесть и смак.

Заинтригованный гипнотическим взглядом Щлёпанцева, Зубов весь был в его власти. Уже стемнело, и тысячи огней, вспыхнув вокруг, поражали воображение своим блеском и шиком. Где-то вдали, купаясь в яркой иллюминации, башня возвышалась над окружающей её домами, маня и притягивая восторженные взгляды. Да, город грёз раскрывал свои жаркие объятия.

С виду это была обычная мельница, такая же, как и сотни других в этой стране. Но здесь, в городских кварталах, она сразу приковывала к себе любопытный взгляд. Яркие огни, как на рождественской ёлке окутали её со всех сторон. Зубов, заинтригованный необыкновенным зрелищем, покорно шёл за новым товарищем, мысленно погружаясь в атмосферу ликующего карнавала. Бесчисленные толпы страждущих огромными потоками тянулись в этот вертеп, стремясь с головой погрузиться в эту фантастическую незабываемую феерию. Николай Владимирович шёл как во сне. Всё вокруг казалось ему нереальным, иллюзорным, словно он попал за кулисы огромного театра. Вот и балкон. Они в креслах, и сцена распахнула свои объятья. Элегантный конферансье с достоинством выйдя на сцену, самодовольно окинул публику оценивающим взглядом. Выдержав паузу – неторопливо заговорил. Оглянувшись, Зубов залюбовался шиком и блеском окружающей обстановки. Галантные кавалеры, элегантные дамы в роскошных платьях и шляпах всевозможных фасонов, украшенных перьями невиданных экзотических птиц. Атмосфера и внутренний интерьер театра поражали воображение. На мгновение Зубов вспомнил родной провинциальный театрик. Он не шёл ни в какое сравнение с этих храмом Мельпомены; даже стыдно было подумать о каком-то соперничестве. Но тот захолустный маленький театр всё равно был дорог ему. Он хранил тепло, и трепетное томление души маленького подростка, который всем сердцем полюбил таинственный мир магического перевоплощения, места – где рождаются грёзы, и открываются ворота в великое искусство.