Грим - Никита Никуда

- Ну, во-первых, вам мне это надо еще доказать. А во-вторых, положа руку на сердце, выбирая между нравственностью и бессмертием, лично вы бы что предпочли?

- Вы же были там, - сказал Антон. - И о том, есть ли что-либо за гранью, осведомлены. Общались с умершими, и что они: о воскрешении вопиют? Не вопиют? Вопиют, но не все?

- Я ж вам говорю: существует ментальный уровень. Этот ментальный присущ только живым. Трупы - в своей метрополии, мы, условно усопшие - в своей. Мертвых к общенью привлечь не удалось.

- Знаете, что не даст человеку жить вечно? Любопытство. Интересно ему: что - там? - сказал Антон.

- От любопытства кошка сдохла, - резюмировала Изольда. - Так говорил мой английский антрепренер. И мы умрем.

Колея становилась все менее отчетлива, а вскоре и совсем скрылась в траве, как только пересекла просеку.

Тени росли в длину, пока не слились с тьмою. Солнце село. День отошел в тень. Антон включил ближний свет. При свете фар тьма, остававшаяся вне пучка света, казалась еще гуще. Злые духи, радуясь приходу ночи, вылезли из своих щелей. Ночь-злодейка выпустила своих чад.

Еще метров пятьсот автомобилю удавалось лавировать меж стволов, которые выныривали из тьмы внезапно.

- Ку... Куда? - вскричал матрос, хватаясь за руль, хотя Антон вполне владел ситуацией, и поваленный ствол, пересекший путь, увидел секундами раньше.

Менее везучий возничий вонзился б в сосну, но Антону удалось ее обогнуть, одолев матроса, но поймав, тем не менее, пень.

- Плохо, когда двое за рулем, - сказал Антон.

- Это Вовка наехал на пень, с матроса спрос, - сказала Изольда.

Один за другим пассажиры выбрались, дыша глубоко, обогащаясь кислородом.

- Кардан покоробило, - предположил матрос, заглядывая под днище. - Так что текущий крутящий момент равен нулю.

- Дорога все равно кончилась. Ночь ко всему прочему. Будем устраиваться на ночлег, - сказал Антон.

Бормотал бор. Ветер шарил в кустах, гулял меж осин и сосен. Слева взошла звезда, стала блистать. Справа высился холм. Прямо, в пределах досягаемости света фар, угадывалось пустое пространство: поляна, видимо. За ней продолжался лес, но чувствовалось присутствие каких-то вод, болота, наверное, отмеченного на портянке незамкнутой извилистой линией.

Поваленный ствол с комля стал уже подгнивать. Прямо над ним стояла сосна, без ужаса глядя на труп дерева, с которым (ужасом) глядим на людские трупы мы. И даже осина, трепещущая по любому поводу, взирала на тление с полным спокойствием.

Немного спустя воспылал костер. Пламя жадно накинулось на сухие сучья, утоляя голод древесиной.

Матрос разложил у костра продукты, в том числе консервированных кур, заметив при этом:

- Консервирование продуктов - это особый род их испорченности, при котором с оглядкой, но все же можно их есть. Дать тебе, Кюхля, по старой дружбе пожрать?

- Мне уже в горло не лезет эта надоедливая еда. Нет ли чего, кроме кур?

Антон подбросил в костер сучьев. Оживился, приняв приношенье, древоядный огонь.

- Вот так и Россия, господа. Или, если хотите, товарищи, - сказал матрос. - Только ее растормоши, пламя раздуй, да дровишки подкидывай. Как воспрянет, да ударит во все свои колокола и 'Калашниковы'. Да раскинемся Россией по всей земле, левой пятой - за Тихий, правой - за Атлантический, подмяв под крестцы Евразию.

- Симпатичная геополитика, - сказала Изольда. - Я радуюсь за вас, матрос. И ты радуйся, Русь. Умнеем не по дням, а по морякам.

- А главное - сможем вызволить трудящихся и матросов из их иг. Вдарим молотом по молоху капитализма. Вставим этому капитализму клизму.

- Если только 'Аврора' протиснется, - сказал поручик.

- И что б ты делал со всей землей? - спросила Изольда.

- Я? Да на кой мне она. Крестьянам бы отдал.

- Ты сотоварищи раз уже отдал. Польшу, Финляндию. Да и Украину - вспомни похабный Брестский мир. Как Плохиш: варенье съел сам, беду разделил с народом, а Родину отдал врагу, - сказала Изольда.

- Так то ж буржуи бойню затеяли. Они и сейчас во всем мире мутят. Пьют нашу кровь...

- ... и пот, и слезы//Слюну, мочу, а так же кал едят... - подхватил поручик, размахивая головешкой и веселясь.

- Тебе, поручик, сначала надо разморозить мозги, а потом уже начинать думать.

- Мы просвещеньем Европе обязаны и за это должны ее благодарить. На колени встать, если хотите, - сказал доктор. - А вы - молотом.

- Не лучшее из просвещений, - вскользь заметил полковник.

- Я готов опуститься на колени перед Европой, - сказал матрос, - если эта Антанта встанет на четвереньки, а задом повернется ко мне. Что народу надо? Жратва, водка, баба. Европа, где все это есть.