Грим - Никита Никуда

Насколько дешево было время, когда я в засаде сидел, и насколько драгоценны минуты сейчас. Беспокойство мышью трепетало в душе. А еще тоска и надежда, что возникает ниоткуда, как вода во рву или слюна во рту.

Только что кружил комар, и вдруг - затих. Наверное, сел на меня. От этого повсеместного насекомого даже в камере покоя нет.

Я попытался определить, который час. Время ночью иначе течет. От Семисотова я почти засветло вышел. Тут же меня повязали, повезли. Дорога и разговор с главарем... Значит, часов двенадцать? В шестом часу в это время года начинает светать. Но это не значит, что с рассветом мое положение улучшится. Но все ж веселее при свете дня.

Я выбрал на ощупь наименее облезлый угол. Сел, подобрав колени, попытался уснуть.

Возможно, мне это удалось, потому что, когда я открыл глаза, света в камере стало больше. Бодрствуя, я бы гораздо дольше рассвета ждал.

Свет был неровный, рыхлый, колыхался, плясал. Из-за окна доносился шум, приглушенный двойными стеклами. Мне даже показалось, что в камере запахло дымом, проникшем в невесть какую щель. Где-то кричал петух, кукарекал курам.

Пока я разминал затекшие конечности, не рискуя ими, ватными, на батарею лезть, пытался по шуму определить, где горим. Если контора, то дело окончательно плохо. Я даже представил себе свою мучительную кончину. Должен признаться, что чрезвычайно боюсь умереть от неуважительных причин.

Полыхал амбар. Он был не так далеко от конторы, и при подходящем ветре она вполне могла воспламениться от него. И участь моя по-прежнему была под сомнением - до тех пор, пока ворота не распахнулись от удара извне, и в них влетел пожарный автомобиль, а за ним и другой. Третий остался снаружи, дожидаясь, пока какой-нибудь из них иссякнет. Быстро они подскочили. Еще не успел рухнуть амбарная крыша.

Деловито, слаженно работали пожарные. Метались еще несколько местных, их живо приобщили к делу. Так что контора осталась на это время без присмотра.

И тут я услышал за стальными дверьми:

- Евгений Романович! - И стук в дверь. Деликатный впрочем.

Семисотов, догадался я. Опять Семисотов, снова Семисотов, повсеместный, как лопух.

- Семисотов! - заорал я. - Я здесь! - Я обрадовался, я простил бы ему еще один удар по своей макушке. - Вытащи меня отсюда! - У меня мгновенно созрел план. - Зацепите решетку окна стальным тросом и дерните машиной!

- Нельзя, - сказал Семисотов через дверь. Голос его звучал деловито. - Охрана увидит. - Укройтесь чем-нибудь - столом, мебелью. Или падайте на пол подальше от двери. - Я упал. - Готовы?

Рвануло. Беззвучно посыпалась штукатурка. Дверь колыхнулась, но уже под чьей-то рукой.

Я поднялся. Вошел Семисотов. Губы его шевелились, но я не умел читать по губам. Двинулся вслед за ним к выходу. Но вспомнил: документы, пистолет, имущество - куда я без них? К тому же надо ликвидировать следы своего пребывания.

Семисотов обработал и эту дверь. Грамотно. Наверное, сапер. От второго взрыва у меня прорезался слух в правом ухе, хотя в левом еще соблюдали тишину.

Я забрал своё: пиджак, документы, часы. Пистолет, побывавший в стольких руках за последние сутки. Нож.

Пламя продолжало плясать, но не так неистово. Тремя экипажами удалось умерить гнев огня. Забор уже у него отняли. Пожарные тушили последние языки, завершая зрелище. Где пенясь, где пеплясь, опадало пожарище. Семисотов походил, покричал на своих, призывая проявить доблесть или что там у них есть.

Тревожил ноздри запах дыма. Сыпал пепел на плечи и плешь. Дым от сожженного амбара Кесаря не был характерен для обычных пожарищ, имея какой-то свой аромат, словно он в этом амбаре амбру хранил. Крысы роились по соседству с сусеками, дожидаясь, чем дело кончится. Тут же болтался какой-то пес. Мы тоже постояли, полюбовались огнем. Пламя металось, пугаясь ветра.

- Ах, как прекрасен этот огонь! - сказал пожарный. - Страстность, напористость, безудерж. - У него самого в голосе прорывалась страсть. - Алый ад - только поддавай топливо. И горит, и греет душу. Посмотрите, как он не нарадуется. Может быть, он уверен, что творит добро и рад этому. Мол, смотрите, как я красив, как неподдельно от всего сердца щедр: светом, теплом. Прекрасное и полезное противоречат друг другу: если этот огонь заключить в печь - польза будет, но красота умрет. Прекрасное, увы, напрасно.

Нашел шоу. Меня подмывало скорей убраться отсюда.

Угнетенный огонь затихал. Что-то рухнуло. Беглый бенгальский огонь взметнулся верх и опал. Я заметил, что крысы отпрянули, а испускавший крики петух наконец-то замолк.