Людмила пошатнулась, близкая к обмороку, и ухватилась за стол. Глаза ее закатились, и так, почти ничего не видя, она пачку за пачкой сложила деньги в пакет.
- Что, голова от крушенья надежд кружится? - сказала Маринка насмешливо.
Она подошла к столу и перед тем как взять в руку пакет, схватила соперницу (как она полагала) за халат и рванула. С таким же успехом она могла б сдвинуть с места стоящий на тормозе груженый гравием самосвал. Но ткань подалась. Дождем посыпались кнопки, заколки, пуговицы.
Я в свою очередь попытался схватить Маринку рукой, но поймал ветер.
- Р-р-романсыч! - угрожающе прорычала она.
- Бросайся же на нее, Жень! - вскричала Людмила.
Пистолет в руке этой налетчицы игрушкой не выглядел. И с предохранителя, как я специально отметил, был загодя снят. Так что броситься на нее мог только очень смелый или слепой. Нежелательно было мне умирать раньше срока - до того как сам смертельно себе надоешь. Но и стоять очарованным очевидцем я не хотел.
- Опомнись, Марин, - сказал я. - Ограбление - это такие грабли, наступив на которые...
- Заткнись.
- Кто эта женщина, Жень? - спросила сипло Людмила.
Я ей мог бы сказать, кто эта женщина. Но искренность заразительна. И Маринка, в ответ на искру моей, могла бы ответить пламенем, осветив им в подробностях все обстоятельства моего, нашего с ней, предыдущего путешествия, которые до поры мне хотелось бы от Людмилы скрыть.
- Это так... - сказал я. - Это... Так...
- Слушай его больше, - буркнула Маринка. - Наболтает обо мне, что попало - пополам со всякой хуйней.
Не достало досады как следует возразить ей.
Она сгребла со стола пакет (он был увесист) и, пятясь, отошла к двери.
- Может со мной, Романсыч?
Я покачал головой, что означало нет, и одновременно дернул плечом, что черт знает что вообще означало. Плечо, подчеркиваю, дернулось непроизвольно, тогда как отрицательный ответ был дан мной осознанно, но это бессознательное колебание не ускользнуло от Маринки, которая в иной момент могла быть весьма наблюдательной.
- Хорошо, я тебя забираю, - сказала она.
Я прикинул: деньжат маловато, да и вряд львиная их доля достанется мне. А в Ростове - квартира, здесь - Антонов осиротевший дом, плюс какое-никакое положение в обществе. Вряд ли этот грабеж окупится. К тому же, взяв надо мной власть, эта захватчица может установить какой ей угодно режим. Опираясь на право сильного, которое ей обеспечивал мой табельный инвентарь.
- Нет, - твердо сказал я, но плечо, черт бы его побрал, дернулось.
- Давай, следуй за мной, - сказала Маринка, - иначе я пристрелю эту Ханум к окончательной матери.
Она перенаправила пистолет на Людмилу. Я тоже на нее взглянул, обернувшись через плечо, и на миг увидел такой, какой хранил в себе все эти годы. Что-то детское в глазах, девичье.
- Отдвинься влево, Романсыч. Щас мы ее...
Это уже была не угроза, а прямое намерение. Она даже очки сняла, чтобы не затемнять зрелище. Ее железная женская логика не допускала противоречий. Если деньги делятся, то я - нет. Я напрягся, а потом вдруг расслабился. И прежде чем она нажала курок, шагнул вправо.
Что-то дважды ударило в грудь. Не хотелось верить, что это были пули из моего же оружия. Маринка опустила пистолет. Губы ее кривились, нос морщился. В глазах - сожаление, любопытство и немного ужаса. Только боли безвозвратной потери не было в ее глазах. Так что я даже подумал, что всё ещё обойдется. А в следующую секунду она исчезла. Куда - не знаю. Возможно, сразу же на вокзал, чтобы к тетке в Саратов. Броситься же вдогонку за ней я не мог. Ибо последующие несколько минут был занят исключительно собой.
Шляпа слетела с меня. Тело, выстрелами отброшенное к столу, цепляясь, сползало на пол. Свет померк, но я усилием воли вернул себе зренье.
Зренье выдало мне несколько цветных картин прошлого, но краски тут же исчезли. И одновременно с этим я осознал, что эти два выстрела есть окончательный разрыв с моим прошлым, словно перерезали пуповину, и теперь я свободен на все сто.
Я был оглушен. Боли не было, но кожу по всей поверхности немного покалывало, и одновременно с этим покалыванием стали возвращаться, а лучше сказать - возникать - ибо раньше их никогда не слышал - какие-то новые звуки. Словно невидимый дирижер делал палочкой пассы. Словно вместо тишины щетина выросла.
Мне удалось перевернуться и встать на четвереньки. Я взглянул на Людмилу. Она сидела, прижавшись спиной к стене, на полу и была в обмороке. На теле ее не было ни царапинки, а раз так, то я мог со спокойной совестью оставить ее здесь. Меня больше беспокоила эта Маринка. Не наделала б дел с моим пистолетом - без меня, без царя в голове.
Читать дальше