Грим - Никита Никуда

- Вперед, божественный скакун, - воссев на осла, тронул он его бок левым коленом.

Было неудобно. Ноги волочились по земле. Тело болталось со стороны на сторону. Не отпускало ощущение, что попал в какой-то мультфильм. Нет, я на этом ослике не удержусь. Упаду со смеху.

Но постепенно он приноровился к шагу осла, хотя и сохранял настороженность в ожидании от него подвоха. Кем еще этот осел вздумает оказаться прямо под ним? Хотя и довольно обидно все-таки, что мне - ослом. Он поерзал.

- Сиди смирно, - сказал осел. - А то стану спящей царевной. Сам понесешь меня на себе. - И добавил в качестве утешения за свою ослиность. - Хорошо, что я такой хороший. А мог бы и хуже быть.

Поначалу Антон не очень тревожился, куда его заведет судьба на этом гарцующем ослике. Но все же спросил:

- Куда же мы тащимся иллюзионист?

- Туда же, куда тропа.

- Тут куда ни ступи - везде тропа. А мне, куда попало, не надо.

- Куда попало тоже надо суметь попасть.

- А велика ль вероятность, что куда-то вообще попадем?

- Вероятности вообще нет. Или, если угодно, этих вероятностей у нас целый пучок.

- В таком случае пользы от тебя мало, а толку и вовсе нет, - сказал Антон, раздосадованный.

Осел замолчал, возможно, обиделся. И некоторое время вообще не обращал внимания на седока, неспешно переставляя копыта, продвигаясь в произвольно выбранном направлении, на ходу успевая рвануть травы, но не всякой, а, зная толк в разнотравье - с разбором. Постепенно Антон вообще перестал ориентироваться в окружающем их лесу. Солнце припекало то левый бок, то било в глаза, то согревало правый, однако: если сам не знаешь, куда направить стопы - доверься ослу или случаю. Так что беспокойство по этому поводу пришлось унять.

Ослик ушел в себя, и Антон, опасаясь, что он уже не вернется, лихорадочно соображал, как бы его оттуда извлечь. Общую тему для разговора найти - но что там у него в голове, кроме пустоты и капусты? Вероятно, решил он наконец, межполовые отношения найдут у него отклик. Это единственное, что нас со зверем роднит. Возможно, этот предприимчивый ослик дон Жуаном числится среди ослиц или даже овец.

- Овцы... - хмыкнул осел, хотя Антон не успел заикнуться об этом. - У меня и лани, и ламы бывали. Антилопы тож. Зебра так же была, но особенная. Вместо белых полос у нее черные, а вместо черных - белые.

- Дошлый ты в этом деле, - подольстился Антон.

- Антилопу, правда, догнать труднее. А ламы - они медлительные. Лани же только ахают, а трахать себя не дают. Но при соответствующем подходе и заманчивых обещаниях и они приходят к согласию. А козам я внушение делаю. Сами ко мне бегут

- Так вот ты зачем козлом!

- Отчасти поэтому. Им тоже нужны иллюзии. Сами обманываться рады. А еще кобыла у меня была, Марья-Мертвая-Голова. Ох, и любил я ее за ее особенности.

- Что ж в ней было особенного?

- Отличалась согбенностью и сухощавостью. Но особенно выразительна была ее голова, гладкая, словно череп. Это я уж потом догадался, что, вступив в отношения с этой Марьей, смерть поимел.

- Врешь, - не поверил Антон.

- Клянусь Апулеем. У меня даже мул был от нее. С верблюжьим - на месте морды - лицом. Почему с верблюжьим, не спрашивай. Ответа на этот вопрос у меня нет.

- А правду ли говорят, что мулы вместе с семенем сеют смерть?

- Не способны они к естественному размножению. Количество хромосом у нас, ослов, с кобылами разное. Отсюда и сбои в системе воспроизводства. Зато мулы хорошо размножаются воображением. Вижу, не понял. Объясню на ближайшем примере. Был тут известный тебе местный житель, Никита Никуда. Хотел и жизнь, и смерть пометь. То есть обе особи сразу. Дерзновенные же бывали люди в позапрошлые времена в тридесятом русском захолустье. Жизнь - самка увертливая, дается не всем. Но смерть он поимел, эта ко всякому расположена. Не знаю, кто был явившийся в связи с этим мул и жив ли еще, но воображение его работает и порождает химер. Видел одну из них давеча в нашем с тобой лесу. Дядей тебе доводится?

- Двоюродным, - растерялся Антон от такого родства. - То-то странным мне показался этот тип, - пробормотал он.

- У этого внука, а тебе - дяди, по части воображения уже туговато. Кроме сказки про белого бычка и себеподобья ничего изобразить не может.

- А я? Я - каким образом с ним в родстве?

- Может, ты по другой линии. По линии жизни. Жизнь этот Никита тоже поимел, только неправедную.

- Запутанные родственные отношения...

- Да, - согласился осел. - Антон Ниоткуда и Никита Никуда.

- Не очень ты меня вразумил, но ладно, - сказал Антон. - Скажи лучше, кассу после побоища ты унес?