Грим - Никита Никуда

Однако в подвале, куда спустился Антон, было еще сумеречно. И словно затхлость или зловоние мешало дышать.

Пятеро обступили стол, на котором - в припадке, с пеной у рта - бился шестой: тот самый недужный, которого от самого кладбища на плечах несли. Четверо удерживали его конечности, пятый, видимо, доктор отделял от его груди металлическую пластинку. Антон решил почему-то, что пострадавший - артиллерист. Ассистенты принялись ритмично сгибать-разгибать конечности потерпевшего в локтях и коленях.

- Ушу занимаетесь? - полюбопытствовал Антон.

- Вуду, - сказал некто в матросском тельнике. - А ты подумал: драматические актеры дурачатся? Да ему ж патологоанатома надо, ёрики. Насильно жив не будешь. У него уже улитки в ушных раковинах завелись. Не стоит он сожженного электричества.

- Что с ним, все-таки? - спросил Антон.

- Недержание жизни, - сказал матрос. - Вышел, было, на тропу войны, да в засаду попал. Док сейчас приготовит припарки.

Балахоны грязной грудой валялись в углу. От них, вероятнее всего, и исходило зловоние. Да и тела были немыты столько лет. Да и трупы все-таки.

Кроме давешнего полковника и матроса в бушлате был человек в сюртуке, похожий на доктора. Был еще один военный. Одна из присутствующих оказалась женщиной - как тень тонка, почти бесплотна - в казачьих штанах с лампасами, в гимнастерке того же покроя, что и на полковнике. Все, кроме матроса и второго военного, меньше заросших, чем прочие, выглядели ужасно старыми. Женщина - лет на 65.

Артиллерист вздрогнул, забился в судорогах. Тело его трясло, ноги дергались, как в предсмертной агонии, только он, похоже, наоборот, оживал. Хлопья пены с лица сползли на стол, со стола - на пол.

- Трясет, как с перепою. Того и гляди - пена из вен. - Этот матрос, худой, но ходячий, казалось, был совсем лишен сострадания. - А то еще перед боем, бывает, так же трясет. А вам, милейший, - обратился он к доктору, - трупы бы врачевать. Смотритель смерти.

- Метод Гальвани никуда не годится, - сказал доктор, отвечая, видимо, на ранее поставленный кем-то вопрос и не обращая внимания на матроса. - Хотя некто Биша гильотинированных гальванизировал, безголовых, можно сказать, оживлял. Правда, ненадолго. Но у нас не совсем покойный, все-таки. Не очень испорченный, но и не первой свежести. В данном случае мы использовали электрошок, - обратился доктор к Антону. - Запускали сердечный ритм. Вы уж простите за электричество, что-то, очевидно, выгорело. Это поправимо?

Антон кивнул, с интересом наблюдая, как оживает покойник. Тот полежал расслабленно, пока из него улетучивалось электричество.

- Раз очухался - оклемается, - сказал доктор, настроенный оптимистически. - Подымайтесь, голубчик, невзирая на боль. Боль - это свойство всего живущего. Одно из качеств жизни. Болит - значит, живы пока. Смелее. Помогите ему, поручик. Надо быть смелым, чтобы сметь жить.

Но недужный - напряжением воли в тысячу вольт - сам поднял тело в вертикальное положение. Сел, спустил ноги с края стола.

- К...к...к... - Слово трепетало на его языке, но не могло сорваться. Видно, буквы и звуки, из которых складывается членораздельная речь, давались ему с трудом.

- Что там этот вояка вякает? - сказал матрос, отирая поднятой с полу пыльной тряпкой бурое, словно в потеках грима, лицо - в пятнах, разводах и полосах, словно это лицо высекли. После чего оно стало выглядеть заметно лучше. То есть, менее плохо, а не вполне хорошо.

- Половина седьмого, - сказал поручик и объяснил присутствующим. - Он спрашивает, который час. Заикается после контузии.

Выглядели пришельцы, как уже отметил Антон, словно актеры, загримированные зловеще - для съемок фильмы о гражданской войне, и режиссер-самодур велел им выглядеть именно так, согласно своим представлениям об эпохе. Кровь, сухожилия, мышцы. Волос и кость. Кожа темная, медная, с прозеленью, какая, наверное, бывает у мумий. У артиллериста - там, где она лопнула, на скуле - просвечивала кость. Глаз его вздулся и страшно пульсировал - словно нарыв, или словно газы в глазу пытались выйти наружу. Через череп шел извилистый шрам. Челюсть была сдвинута, отчего нижние зубы оказались немного левее. Лицо съехало на сторону.

Кроме того, все отличались небритостью. Даже женщина имела легкий пушок, стараясь прятать лицо. Полковник же был наиболее волосат.

Реквизит на них тоже местами истлел, свисая с тел. Под столом было свалено вооружение: парабеллум, наган, маузер, что-то еще.

- Вид у вас какой-то нездешний, - сказал Антон.