Михаил Анчаров - Записки странствующего энтузиаста

К автобусам подлетали эти частные пустые машины, и из каждой из-под брезента, из багажников выпрыгивали «ангелы», штук по пять, и бесшумно вскакивали в пустые автобусы.

Я крикнул стоящим на холме:

- Ни с места!.. Именем закона… Ни с места!

- Какого закона? — презрительно сказала женщина в лакированных сапожках и стала решительно спускаться вниз. Но потом остановилась.

Из-за поворота вылетали автобусы.

- Все в порядке, сэр, — опуская стекло, крикнул водитель первого.

И с холма спокойно пошли вниз хорошо одетые люди, известные по фотографиям из газет, Ферфлюхтешвайна среди них не было.

Когда они спустились вниз, с шипением открылись двери автобуса, и выскочили «ангелы» с тяжелым оружием. Затем из остальных автобусов. «Ангелы» в два прыжка оказались возле спускающихся и профессионально защелкали наручниками. Закон восстановлен. Президент новый. Формация спасена ценой отказа от Апокалипсиса. Хрен с ним. Абы жить по-людски.

Это все я узнал по дороге к бензоколонке, в автобусе, куда и меня прихватили. Всех прихватили.

Из автобуса вывели мужчину с серым лицом, таким же, как его пиджак и «бабочка».

- Сэр, проигрывать надо с достоинством, — сказал старший «ангел», так сказать «архангел».

- Молчи, скотина, я тебе верил…

- Главное, был бы порядок, — сказал «ангел». — Показывайте, сэр.

- Где-то здесь.

Быстро осмотрели помещение бензоколонки. Пусто.

- Погодите, — сказал мужчина в сером, — позовем Гертруду. Женщина, похожая на постаревшую газель, спустилась с подножки. Когда она вошла, тот сказал:

- Гертруда, где сейф?

- Сейчас поищем, — угрожающе сказала она, оглядев стены, и, раздирая юбку, стала лакированным кавалерийским сапогом бить стекла в витрине с почетными фотографиями особо важных клиентов и какими-то дипломами. От юбки остался один лоскут, и тогда стало видно, какая Гертруда вся жилистая. Как римская катапульта.

Ее еле оттащили.

- За витриной, — сказала она.

Витрину отвернули от стены и увидели сейф.

- Сейчас поищем, — сказала она и стала ласкать какие-то металлические украшения. Стена сейфа стала отъезжать. Внутри зажегся свет. Сейф был пуст.

- Обманул. Ах ты, шкура продажная! Проклятая свинья! — сказала Гертруда и выругалась.

- Ферфлюхтешвайн!

- Где? — вскрикнул я.

- Вы же видите, что его здесь нет. Остолопы… — и крикнула: — Сбежал! «Ангелы» тщательно осматривали сейф. Надо было возвращаться.

- Спасибо, сэр, что предупредили, — сказал мне старший «ангел». Я кивнул.

Я шел по пустому, чистому от машин шоссе и думал, чем держала профессора эта жилистая самочка, жена среднего качества, которую надо было одевать даже ценой Апокалипсиса.

Потом вспомнил: ах, да, профессор ведь наверняка знал о предсказании Нострадамуса и о том, что Апокалипсис уже был в день усекновения главы Иоанна Предтечи — 6 августа на Курской дуге и что уже давно наступило воскрешение. Поэтому и понтировал нахально. Хватит, хватит — думал я. Все остальное — подробности. Да и стар уже. А я еще не был в Греции.

Дорогой дядя!

В автобусе по дороге из Тольятти в аэропорт, который назывался Кроумоч, я догадался, что пора уже рассказать о «деос экс махина».

«Деос экс махина» в переводе означает — «бог из машины».

Когда боги Эллады кончили свой сезон, а машины — начали, то стали это выражение переводить — «черт из машины».

Как правильно, я не знаю. Все зависит от взглядов на ту постороннюю силу, которая внезапно решает все проблемы, в которых запутались персонажи.

Идет на сцене трагедия, конфликт уперся в неразрешимое противоречие, и автор не знает, чем кончать пьесу. Куда ни кинь — все клин, не трагедия, не комедия, а так… ни то ни се. Чем же кончать спектакль?

И придумали — в финале выпустить потустороннюю силу, которая все уладит.

В давние времена актера с грохотом и аффектами поднимала над сценой машина, в новые времена этот «черт из машины» сам приходил.

Вдруг появлялся дядя богач и раздавал всем сестрам по серьгам, или оказывалось, что сиротка-то — граф и может жениться на искомой графине.

И все же «деос экс махина» оставлял зрителя неудовлетворенным. Конфликт на сцене улаживался, а к жизни отношения не имел. Так как не каждый зритель был неопознанный граф. Да, конечно, бывает, как неожиданный выигрыш в рулетку, но рассчитывать на это нельзя. На бога, даже из машины, надейся, а сам не плошай. Так оно и шло.

Но постепенно накапливался другой исторический опыт. И стало помаленьку ясно, что по отношению к жизни все финалы на сцене, даже без «деос экс махина», — липа.