Василий Аксенов - Редкие земли

Через несколько минут все четверо оказались в тоннеле. Замыкающий цепочку Шок задраил люк, закамуфлированный под стенную панель карельской березы. Идущий впереди Сук осветил фонариком подземный путь, надежностью не уступающий иным подобным устройствам, прорытым во время холодной войны под Берлинской стеной. Через несколько минут идущий третьим Макс Алмазов со стоном упал на колени. По всей вероятности, одна из бесчисленных пуль попала ему в шею или в горло, во всяком случае, именно горло он зажимал обеими руками, пытаясь остановить кровотечение. Кровь сочилась профузно меж пальцев. Потом он бухнулся головой вперед и потерял сознание.

У Сука и Шока, как оказалось, под рукой было все, что необходимо для подобных ситуаций. Замыкающий перебинтовал раненому горло и укрепил повязку клейкой лентой. Ген взвалил тяжелое тело друга себе на спину, а Шок облегчил ношу, взяв атлетические ноги себе под мышки. Быстро, то есть не более чем за четверть часа, прошли горизонтальный штрек. Потом начался вертикальный с железной лестницей, и вот тут-то пришлось попотеть, поднимая бесчувственного Алмазова, Пришельца, к которому никто в переулке Печатников не относился равнодушно.

Наконец выбрались из обычного водопроводного люка на обочине крутой серпантинной дороги. Над ними под ветром шумели и трещали шишками ливанские кедры. Парила, то опускаясь, то взмывая, большая личная чайка Макса, Алмаза, которого все в Тунгусской зоне то ли боялись, то ли любили.

«В темпе, в темпе, ребята! — командовал Сук. — Нам нужно уйти как можно дальше от этого места!» Он подменил Гена и взвалил тело себе на спину. Ген настоял на том, что потащит под мышками ноги десятиборца. Шок заткнул за пояс, под куртку, пару пистолетов и перешел на другую сторону узкой дороги. Быстро зашагали, временами переходя на трусцу, но не вниз, а вверх по серпантину. Бессильными рыбинами болтались некогда мощные руки дискобола и копьеметателя. Смотрящее в небо полумертвое лицо Макса, казалось, постоянно следит за парением чайки.

Их обгоняли на более-менее прямых участках дороги туристические автобусы. Они торопились на Ай-Петри к открытию автогонок «Антика-ралли» из «Острова Крыма». На виражах с подъемами автобусы ели ползли, но все-таки обгоняли группу парней, несущих большое красивое тело. Иной раз кто-нибудь, чаще всего водитель, высовывался из окна и интересовался: «Что случилось, мужики?» Мастер Шок махал ему обеими руками — проезжай, проезжай! Вид у всей группы, включая несомого, был достаточно авторитетный, чтобы сойти за товарищей из органов. Вдруг из медленно ползущего вверх на крутом вираже автобуса закричал какой-то пассажир, читатель газеты «Ъ»: «Братцы, смотрите, да ведь это же Ген Стратов! Клянусь, не обознался! Вон он, настоящий Ген Стратов, тащит павшего товарища! Видите, Ген Стратов влачит жмурика!» Не останавливаясь, автобус завершил поворот и прибавил скорости.

«Сворачиваем на тропинку!» — скомандовал Мастер Сук. По еле заметной каменистой тропинке они свернули под своды кедров и начали подъем бегом. Через полчаса, выбившись из сил, опустили Макса в тень и сами грохнулись рядом. Они оказались в каком-то поистине райском уголке мисхорского приморья. Мягкий бриз веял сквозь рощу. Блики солнца и тень, некая блаженная киарроскура, играли по мягкой траве. Вокруг не было ни души, кроме по-прежнему парящей чайки.

Мастер Шок тем временем связывался по мобильнику с разными подструктурами главной структуры в Москве, Габоне и Биаррице. «Привет, Андрей, это Шок. Наш сотрудник подвергся бандитскому нападению. Он без сознания. Мы на одном из склонов Ай-Петри в Крыму. Сообщи, что можешь предпринять для оказания срочной и безопасной помощи». Все люди, с которыми он говорил в такой манере, немедленно понимали ситуацию.

Тем временем Макс пришел в себя.

«Где мой отец?» — спросил он довольно спокойным голосом.

Ген положил ему руку на грудь. «Я здесь, Макс». Пришелец и раньше, сильно поддав, обращался к нему со словом «отец». Грудь задергалась в прерывистом дыхании, потом расслабилась.

«А где моя мать?»

«В Габоне, Макс. Она в Габоне. Скоро ее увидишь».

«А где мой брат Никодим?»

«Он в океане, Макс».

«А где моя дочь Парасковья?»

«Она в Биаррице».

«А где твоя мать, Ген? Где Елена?»

«Она на корте славы, Макс».

С большим трудом умирающий обвел взглядом поляну и остановился на сидящих в позе медитации Суке и Шоке.

«Теперь я вижу своих детей-самураев».