Андрей Константинов - Не гламур. Страсти по Маргарите

– Очень приятно, Геннадий Павлович Медведь. Для вас – просто Гена, – из-за стола, заваленного женскими фотками, поднялся невысокий конопатый мужичок в белом халате. Внешности – ни фига! Какой-то плюгавенький, на улице пройдешь мимо, не заметишь. Но глаза – глубоко посаженые, маленькие серые буравчики – просверливали насквозь. И меня буквально парализовало. Врач. Пластический хирург! Моя единственная надежда! По крайней мере так я тогда думала.

Мы с ним сошлись, на удивление, быстро. Обычно я все-таки держу свои укрепления в некоторой осаде (ведь даже бык корову три дня охаживает), а тут сразу – «чай, кофе, потанцуем». И не успела я опомниться, как очутилась в его койке. Помнится, я тогда еще подумала: замечательная какая профессия – журналист. Какие мужчины на дороге встречаются. «Машенька, – мурлыкал доктор. – Чем тебе не нравится твой носик? Он уникален, таким его задумала природа, а против нее идти нельзя».

А доктор был товарищ очень странный. Он всегда вставал в пять часов утра. Сначала сидел в туалете по полчаса, шелестя газетками. Потом плотно завтракал – либо борщом, либо тушеной картошкой с мясом. После чего наливал в ванну кипяток и погружался в воду с головой. Ложился спать ровно в девять часов вечера, ни минутой позже. Жил с престарелой теткой, которая во всем слушалась его беспрекословно. Она ходила по квартире, словно тень. «Мое домашнее привидение. Ты на нее внимания не обращай. Она не в себе. В детстве из колыбельки упала, головой ударилась», – хохотал доктор.

Это привидение в юбке однажды так меня напугало, что я едва концы не отдала. С этой страшилки, собственно, все и началось.

Гена, уйдя рано утром на работу, оставил меня нежиться в кровати, что я с удовольствием и делала. Включила телек, смотрела сквозь дрему какую-то мутотень про капустную диету и не заметила, как заснула (диеты меня никогда не интересовали, я всегда ела, что хотела; для меня еда, можно сказать, единственная радость в жизни). Так вот. Проснулась я от чьего-то буравящего взгляда. Открыла глаза и увидела низко-низко склоненное над собой морщинистое лицо тетки. Я, естественно, подскочила, как ошпаренная.

– Че ты залупаешься? – заорала я в теткину морду, от страха скатившись с кровати.

Теткины глаза (точь-в-точь как у Генки – маленькие и серые) весело поблескивали за толстыми линзами очков.

– Красотулька ты наша, – пропела старая карга. – У Геночки еще такой красавицы не было. Будешь в моей коробочке жить, а я буду на тебя любоваться. Каждый день, каждый день.

Она опустилась на колени и подползла ко мне вплотную. Я от ужаса к тому времени совсем забилась за кресло. А тетка начала водить по моему лицу скрюченным пальцем и приговаривать:

– Носик дли-и-и-инный. Ротик ма-а-а-хонький, как птичья гузка. Геночка все отрежет, где надо. Приклеит, где не хватает. И будет наша девочка совсем раскрасавица.

Я впервые в жизни не нашлась, что на это ответить. Только промямлила:

– Ты это, тетка, не питюкай.

– Не буду больше, – словно чего-то спохватившись, она вдруг встала с колен. И совершенно трезвым голосом сказала: – Пойду-ка я в магазин. Буженины хочешь?

– Угу, – кивнула я, ничего не понимая. А когда я ничего не понимаю, я впадаю в истерику.

Ведьма быстро собралась. Еще пожелала мне добрых снов. Совсем сковырнулась! Но только после того как щелкнул дверной замок, я немного пришла в себя.

Я провела в этой квартире настоящий шмон, пытаясь понять, что к чему. Но все было девственно чисто. Да я и не знала, чего ищу.

…Тетка пришла из магазина радостная и взволнованная.

– Деточка, пойдем чай пить! – позвала она меня, словно ничего не произошло.

Я выползла на кухню, готовая к отпору. Но на столе дымился заварной чайник, на блюдце аппетитно разложены ломтики сыра и буженины, нарезанный ржаной хлеб – картина была мирной, я бы даже сказала, умиротворяющей. Что ж, я решила тоже немного попритворяться.

– Милая тетушка, – начала я свой допрос. – А какие еще такие раскрасавицы перебывали в Генкиной кровати?

Тетка сразу противно захихикала и присела к столу.

– Светка была, – коротко сказала она и пристально посмотрела на меня.

– А кто такая Светка? – я решила быть до конца терпеливой. Все ж таки с головкой у нее далеко не все в порядке. Головка то бо-бо.

– Ушастая Светка, – пояснила она мне, словно я неразумное дитя какое.

– А что у нее с ушами? – выспрашивала я.

– Уши – во! – показала тетка, разведя руки в стороны. – Геночка очень старался.