Андрей Константинов - Не гламур. Страсти по Маргарите

Я выпалила это все на одном дыхании, только потом посмотрела на своего нежданного исповедника. Мария Магдалена вдруг превратилась в Медузу Горгону. Я даже не успела поднять руку, как по моей щеке мазнули ее длинные ногти. Слава Богу, что развернуться в машине она не смогла, а то точно бы пришлось раскошелиться на пластического хирурга. Нонка опять завопила, но теперь от ярости:

– Ах вы, сучки ободранные! Да я… да я мужу скажу, он вас в бетон закатает! А перед этим ремни из спины вырежет, языки повырывает и в одно место засунет…

Где-то я уже это слышала. По-моему, во второразрядном боевичке, под который я засыпала на днях. Вот из страдающей матери и вылупилась бандитская жена. И в театр ходить не надо. И тут меня прорвало. Я смеялась, наверное, минут пять. Вместе со смехом из меня выходило напряжение и раздражение последних часов. Нонка опять притихла. Наверное, подумала, что я после ее угроз от страха с ума сошла. Знала бы, что мне сходить не с чего, не беспокоилась бы так. Бабуля всегда говорит, что ума во мне ровно столько, чтобы не посчитали дурой, а вот эмоций на пять человек хватит. И это чистая правда. Я, например, всегда реву над печальными сценами в кино. Не могу оставаться спокойной, если взрослые кричат на ребенка. Но больше всего мне жаль стариков. Обычно они выглядят так, будто и не заметили, как жизнь прошла, и потому очень опечалены видом морщинистых щек и седых волос на месте еще так недавно глядевшего на них из зеркала молодого лица. А еще они ждут смерти. Всегда.

Пока я обдумывала законы бытия, жена «клиента» уже пришла в себя и приводила в порядок лицо. Ну, это кино я уже видела, и не раз, да и Нонка мне уже порядком надоела. Жаль мне ее больше не было, поэтому я пошла обратно к своим.

В машине можно было повесить топор прямо на напряженном молчании, и дыма не надо было.

– Ника! Где ты уже успела оцарапаться? – Маргоша, как всегда, замечала все первой.

– А вы вот у товарища спросите, в каком зоопарке он нашел свою пантеру? Хотя… Розита, это не ты ее кошачьим приемчикам научила?

– Глупостей не говори. Хотя ты у нас мастер по этой части.

– Девочки, не начинайте. Не место и не время.

Тут приехал Саня на джипе. В салоне на заднем сиденье сидели наши девочки. Вроде как живые. Я даже и не заметила, как начала визжать от радости. Казалось, что мы не виделись сто лет. Они были такие милые, родные. Вот только выбравшаяся из машины Оленька была очень бледной, а Катюша… Она так и осталась сидеть в салоне. Господи, да она же не шевелится! И глазки такие… с узкими-узкими зрачками. Вот, а теперь совсем закатились!!!

Между тем Оленька увидела «клиента» и побледнела еще больше. Хотя вроде как больше и некуда было. Мужик, правда, тоже перепугался, когда углядел в джипе Катюшу. В этот момент Олечка, наше робкое солнышко, подошла к «клиенту» и так его саданула по физиономии своей маленькой ручкой, что, думаю, там отдалось. Там , где родилась мысль о сексуальном рабстве. Девчонкам даже пришлось ее удерживать, а то бы она его еще раз саданула, по причинному месту.

– Да уберите вы от меня эту сумасшедшую… Вот и делай после этого людям добро. Нет, надо было все-таки вас употребить, по прямому назначению, – «клиент» заорал так же, как недавно его жена.

– Любишь кататься, люби и саночки возить, – поддела его подошедшая на крики Наташа и бросилась к сестре. – Катюша, милая, что они с тобой сделали?.. Девочки, скорее сюда, ей плохо, она без сознания.

На ее вопль, запыхавшись и все еще в белом халате, подбежала Люся.

– Да ничего с вашей девкой не случилось, – буркнул Саня. – Спит она. Я за ними с утра заехал, а она спит. Полчаса пытались растолкать – ни хрена. В полной отключке. Пришлось ее на себе с пятого этажа переть…

– Наташа, Люся, не волнуйтесь, – подала голос Оля. – С ней все в порядке. Она действительно спит. Я ей две таблетки психопанизола дала, чтобы успокоилась, а она, оказывается, пока я в туалет ходила, полпачки слопала. Наверное, чтобы в забытье впасть…

Я не очень понимала, что происходит, и скосила глаза на нашего «клиента». Тот обалдело смотрел на Люську, и на лице у него при этом обозначилось уже знакомое мне выражение. И вдруг, неожиданно для всех, он сделал финт ушами. Как выяснилось потом, такого от него не ожидала даже знающая его до родинки на попе Роза. Короче, «клиент» заржал как лошадь. Нет, здесь более уместным было бы сравнение с мерином. То ли от нервяка, то ли от того, что, наоборот, мужика отпустило, но хохотал он минут десять. Хохотал до слез. Хохотал до икоты. Хохотал до коликов в животе. А потом резко перестал.