Андрей Константинов - Не гламур. Страсти по Маргарите

– Созданы-то созданы, – чуть-чуть сдала назад Лап-па, – но ты подумай, что она пишет! Мальчики, мол, уже в два года даже писать должны стоя, как мужчины. А для этого, представляешь, они должны однажды пронаблюдать этот процесс со стороны…

Я покраснела. А Ника вытаращилась на меня:

– Ну ты даешь, Клюева. Молодец! Мне это даже в голову никогда не приходило. А ведь верно! И если мальчик – у матери-одиночки, она должна для этого «урока» ну хоть друга, что ли, одноклассника пригласить. Ритка, это же то, что надо!

Я снова покраснела, но уже – от удовольствия.

– Ты еще про детский онанизм напиши, – буркнула Рита.

– Правильно, напиши, Оля, – взвизгнула Ника.

– Вы что, сговорились? – опешила Лаппа. – Даже этот материал – провокация.

– Правильно, Рита, провокация. А доля провокации еще ни одному приличному журналу не помешала.

Я снова с благодарностью посмотрела на Стрельцову. Мне было бы приятно любое доброе слово, от любой из лапушек, но от Ники! Впрочем, мы знали друг о друге слишком мало. Судьба по имени Лаппа свела нас вместе, но, несмотря на то, что теперь мы гордо именовали себя журналистками, каждая из нас еще оставалась в плену своей прежней профессии. Мы все были бывшие: бывший следователь, бывшая учительница, бывшая стюардесса, бывшая медсестра, бывшая бухгалтер, бывшая баскетболистка, бывшая танцовщица. Рита еще на кас-тинге успела подружиться с Пчелкиной, а Асланова, которая вечно цапалась с Никой, по той же причине сошлась с Катей. Долговязую Машу с ее фольклорными прибаутками любили все, а я на положении самой младшей для всех была Оленькой, которая вечно спешит домой. «Оленька, детка, – спрашивала меня Лаппа, – ты-то зачем полезла в Маргариты?» Терпеть не могу, когда меня называют деткой. Под сверлящим взглядом бывшей следовательницы я чувствовала себя если не преступницей, то маленькой дурочкой, которая искусно умеет притворяться.

И дернул же меня черт в тот день послушаться Настю.

Я сидела на посту, занимаясь обычными послеобеденными делами – вклеивала в истории болезней результаты анализов, заполняла журнал размораживания холодильника в процедурной, слушала принесенную из дома кассету Кашина. В ближайшие два часа все должно быть спокойно. Тихий час. Девчонки в сестринской пьют чай и сплетничают о врачах. По понятным причинам я в этих разговорах не участвую: все знают, что у меня есть сын, но никто не знает, что его отец работает в нашей больнице двумя этажами ниже. Насладиться Кашиным мне не дали.

– Доченька, мне бы обезболивающее… Опять дедок из 405-ой.

– Сейчас.

Два кубика анальгина, один димедрол, ватка со спиртом. Поправляйтесь, дедушка!

– Оля, будь другом, сгоняй в ОПК, я не успеваю! – просунул голову в двери дежурный хирург.

Не успевает, ха! Все они такие хитрые. Кому охота связываться с чокнутой Людмилой Степановной…

– Сколько?

– Литр и литр. Всего ничего!

– Эпикриз есть?

– А то как же.

Сам бы и шел в таком случае. Теперь мне предстоит выслушать, что хирурги – недоумки, им бы только человека на стол взгромоздить, крови не хватает, а плазма – тоже не ослиная моча, и где ей, несчастной, летом взять два литра тройки минус…

– Ладно, схожу.

– Олечка, ты супер!

Супер, как же. Сейчас потащится в сестринскую чаи гонять, а я бегай…

Вернувшись с вожделенными пакетами, вижу на посту напарницу – совершенно бестолковую новенькую Ирку. Глаза – как плошки.

– Ну что еще?

– Капельница…

Это значит, она опять проткнула вену очередному несчастному.

– Пошли. Когда я тебя только научу?

– Ну, Оля.

– Ладно, не ной. Смотри лучше.

Сегодня я не в настроении. Мне не до дедков, не до заведующей отделением переливания крови, не до капельниц. Егорка с утра куксился, мама ругалась, и всю ночь снился Андрей, с которым было неприлично хорошо. В этот день мне особенно надоела стойка с искусственными цветами, за которой надо торчать еще половину суток, и все больные, взятые вместе. Вот тут и появилась Настя, с которой мы дружим еще с медучилища.

– Олька! Бросай свои дурацкие анализы, смотри, что я нашла!!

Еще не легче. Моя подруга всегда полна идей, одна другой лучше.

– Анализы, между прочим, не только мои.

– Не злись, читай лучше! – верещала она, размахивая какой-то газетой и оставляя без внимания мой тонкий намек.

– Объясни толком. Что за очередная желтая пресса?

– И вовсе не желтая – «Явка с повинной»! Зайцев из 210-ой, который утром выписался, оставил.