Вержилио Ферейра - Избранное [Явление. Краткая радость. Знамение — знак. Рассказы]

Мать, конечно, пыталась узнать, что же у него украли. Но тут он умолк. И она, решив, что ему приснился дурной сон, сказала:

— Давай-ка вставай. Совсем заспался. День на дворе!

Но то не было дурным сном! То было явью. Как только Педро проснулся, он сразу же открыл коробку, чтобы посмотреть на звезду. Ее не было! Вернее, была, но не та, а совсем другая, очень похожая на все звезды, сделанные из жести. И тут ему пришло в голову, что кто-то, пока он спал, подменил ему звезду, не иначе. Ну что еще можно было подумать, увидев такое! Правда, она поблескивала. Так ведь и жестяные звезды блестят, особенно днем, когда светит солнце. Как раз так, ничуть не ярче, и блестела она этим утром. На солнце все блестит — это ни для кого не секрет. А вот вчера ночью звезда излучала свой собственный свет. Но Педро ничего не сказал матери о звезде, потому что был уверен: задаст она ему трепку. А отцу и подавно — подбавит. И Педро молчал и весь день сидел дома грустный: бегаешь и прыгаешь, когда тебе весело. К еде, которую поставила перед ним мать, он не притронулся.

Мать заволновалась.

— Да уж не заболел ли ты? Что с тобой?

Педро очень серьезно ответил, что у него болит голова. Но у отца на этот счет были свои соображения: видно, напроказничал и боится взбучки. И он спросил его:

— Натворил что-нибудь или, может, собираешься?

Покраснев до корней волос под пристальным взглядом отца, Педро принялся за еду и съел все подчистую, чтобы скорее отстали.

И вот вечером, когда мать, уложив Педро, ушла и унесла лампу, оставив мальчика одного, случилось невероятное. Ему велели спать, но сон не шел. Устав ворочаться с боку на бок, он открыл глаза и затих. Но тут вдруг заметил льющийся из-под кровати свет. Он испугался и хотел было закричать, как вспомнил о ней, о звезде. В самом деле, свет исходил от нее. Он в этом убедился, как только вытащил коробку: крышка оказалась приоткрытой. Сняв крышку, Педро увидел свою звезду. Она сверкала так же, как вчера ночью, когда он принес ее домой. Осторожно вытащил он ее из коробки, и вся комната наполнилась светом. Так со звездой в руках и сидел Педро до тех пор, пока глаза его не стали слипаться. Тогда он, как вчера, убрал ее в коробку. Проснувшись чуть свет, он опять решил проверить, на месте ли звезда. Звезда была на месте. Но не светилась. Тусклая, со ржавчиной по краям. Зачем ему такая? Ведь даже та, что украшает носилки в дни церковных процессий, или те, из серебряной бумаги от шоколада, которые он иногда находит на улице, и то лучше. Его бросало то в жар, то в холод от таких раздумий. Неужели это всего-навсего железка? Он несколько раз открывал и закрывал коробку, надеясь, что звезда засверкает. Напрасно. Она была тусклой и ржавой. И только вечером, когда лег спать и мать унесла лампу, Педро вытащил коробку из-под кровати и застыл от изумления: сквозь щели лился радостный яркий свет. Педро открыл крышку, и в комнате стало светло как днем. Сначала он, конечно, обрадовался, а потом загрустил: ведь звезда его светит только ночью, когда он спит.

На следующий день в деревне поднялся страшный шум. Такого не бывало, даже когда мужчины, заспорив друг с другом, пускали в ход ножи. Виновником оказался дряхлый-предряхлый старик, который, сидя на балконе своего дома — он давно был парализован, — принялся громко причитать, говоря о каких-то странных, никому не понятных вещах. Всем стало интересно, что же его так встревожило, но старик то и дело замолкал — его душил старческий кашель; и никто ничего понять не мог. Обратились к Сигарре-гитаристу. И вот, поднявшись на балкон и приложив свое музыкальное ухо к губам старика, Сигарра сумел разобрать вылетавшие из его уст невнятные слова. А когда Сигарра понял, в чем дело, то сам оглушительно заорал:

— Звезду украли!

Какую звезду? Обалдевшие люди переглядывались, пытаясь что-либо понять. Но никто ничего не понимал, а Сигарра, не объясняя, продолжал орать, весь багровый от злобы, потрясая воздетыми к небу руками:

— Бандиты! Воры! Все равно дознаемся, какой такой сукин сын совершил это преступление. И в тюрьму, в тюрьму!

Педро тоже был там и, услышав все это, бросился бежать прочь. Отбежав на довольно приличное расстояние, он обернулся. Сигарра не унимался, а, наоборот, еще громче кричал, все больше и больше распаляясь.

Педро хорошо знал старика. Бывало, тот, сидя на балконе, частенько подзывал полюбившегося ему мальчугана, чтобы поговорить с ним. Старик даже фантики ему дарил, а совсем недавно подточил острие волчка, чтобы он мог расщепить им волчок Руя — парнишки, все время побеждавшего Педро в игре. Но больше всего Педро любил слушать бесчисленные истории, которые знал старик. По правде говоря, тот знал не больше трех-четырех историй, но Педро они так нравились, что он мог слушать каждую по нескольку раз. Вот и выходило, что старик знал их очень много. Глаза у старика были добрые. Все в морщинках от старости, но добрые. Если бы не он, никто бы и не заметил пропажу, потому что днем все в деревне работали, да и звезд на небе не бывало, а ночью, когда они появлялись, все спали. А если и не спали, им некогда было смотреть на звезды — хлопот хватало и без них. А старик — тот не только не мог работать, но, похоже, и спать не мог. Вот и коротал он долгие бессонные ночи, глядя на звезды. Только потому и обнаружил, что нет одной звезды на месте. Конечно, кому же понравится, когда то, что считаешь своим, исчезает. Хотя в такой-то жизни звездой больше, звездой меньше — не все ли равно?! И сеньор Антонио Говерно, очень богатый и очень уважаемый человек в деревне, тут же высказал то, что вертелось у всех на уме: