Автор неизвестен - Азюль

— Смотрит добрыми глазами и думает, на хрен тебя послать или азюль дать, — прокомментировал Боря.

Юра поведал анекдот, времен бабушек, выдав его за новоиспеченный, но всем все равно приятно услышать. Сидящий напротив негр отбросил пустой пакет из под сока и смотрел, как они смеются, потом улыбнулся и сказал:

— Дойчланд — гут! — коллега? — его твердые и здоровы, как у лошади белые зубы показали веселый оскал.

— Гут, Гут! — ответили ему хором.

— Ай — Дойчланд гут! — добавил тот, покачав головой в подтверждение и поинтересовался. — Коллега югославишь?

— Нет, руссишь! — ответил Боря.

— А! Горбачев! — обрадовался негр.

— Горбачев капут! — пояснил Юра. — Руссланд — Ельцин!

— А! Ельцин! Гут! Перестройка! — он был явно подкован политически.

— Ладно, — Юра поднялся. — Идем на улицу перекурим, а то нам негр лекцию по истории СССР читать станет.

Они вышли во двор перед домом. Лагерь состоял из трех административных корпусов и десятка бараков. Туда-сюда сновали люди. Немцы бегали с озабоченным видом, делая вид будто работают с азюлянтами. Азюлянты бродили из стороны в сторону. Им нет необходимости притворяться, что они работают беженцами: все и так знают, что они притворяются.

Юра, как самый осведомленный говорил:

— Нас здесь записывают, мне сказали, берут кровь, дают документ, а потом везут в другой лагерь, более постоянный.

— Но еще должно быть интервью, — вставил неуверенно Борис. — Они спрашивают о твоих мотивах…

— Глупости! — перебил Юра. — Потом будет большое интервью, там спросят.

— Но они здесь тоже могут спросить.

— А хрен с ними! Пусть дадут лагерь… Нам, вообще, нужно вместе проситься, а то поселят тебя, Боря, с негром и будешь ты…

Время добралось уже до трех часов дня. Они вернулись наздад в здание. Вскоре пришел служащий и объявил, что теперь развезут по лагерям, а завтра все опять собираются на прежнем месте в старом добром Швальбахе для дальнейших процедур знакомств. Опять раздали бумажки, в которых на этот раз значилось название лагеря. Толпа двинулась к выходу, где ждали автобусы. Юра, Леня и Борис попали, как и просили, в одно место с непроизносимым названием «Ягдшлосс Минбрюх».

По потолку медленно полз паук. Он не плел паутину, а просто, как всякий опытный строитель, намечал место. Я наблюдал за ним уже минут пятнадцать, будучи в глубине души доволен, что не нужно посвящать себя другому занятию. Катя спала. Скоро ее надо будет будить, а пока и мне отпущено еще понежиться.

За три поселдних дня мы успели побывать во многих местах во Франкфурте, чем доставили ему несомненно удовольствие. Как и полагается, посмотрели музеи современности — супермаркеты, а также и другие менее значительные достопримечательности.

Германия, черт ее возьми! Франкфурт, как говорят, — самый грязный ее город. Не понятно только, каким бывает чистый? Кто, вообще, его грязным назвал? Я бы умника отправил на стажировку в Москву на Калининский, ах простите, на Новый Арбат или даже на старый Арбат, который, хоть и выглядит в пять раз новее нового, но оба могут спорить, кто из них грязнее — все равно не переспорят.

Сам город посоветовали рассматривать от железнодорожного вокзала. Мы так и поступили. Прямо от этого вокзала идет величественная улица, носящая имя Кайзерштрассе. Однако, с каким-либо кайзером у нее мало общего, во всяком случае, во всем том, что касается приличный сторон жизни этого кайзера. Она являет собой центр злачного или на местном жаргоне розового квартала, и от нее во все стороны разбегаются улочки, построенные из домов, от подвала до крыши набитых секс-шопами, публичными домами, ночными барами, проститутками и прочими прелестями свободного мира.

Взявшись за руки, мы твердо повернули в одну из них: любознательность требует жертв. Уже собирались сделать первый шаг, но нога сама повисла в воздухе, а собравшаяся было слететь с моих уст мысль, ненавязчиво вернулась назад в глотку. Сразу за поворотом, прямо на тротуаре, собравшись в кружок, сидели пять, густо обросших волосами личностей в потрепанной одежде. Они сосредоточились над тем, что усердно кололи себе шприцами вены. Памятуя американские фильмы о борьбе с наркомафией, я представил, что сюда должны броситься со всех сторон полицейские и повязать их заодно с нами. Вторая мысль была о том, что эти наркоманы сейчас сами набросятся на нас.

Когда я потом вспоминал эту сцену, то понял, что единственной достопримечательностью был в ней я сам, стоявший как ошарашенный идиот. Этиу важаемые субъекты сидели здесь, видимо, ни первую минуту, ни первый день и не первый год и свое дело собирались успешно продолжать. Проходившие мимо не обращали на них никакого внимания. А самим им было явно глубоко наплевать и на нас и на полицию, стоявшую неподалеку. К чести полиции нужно сказать, что она отвечала им взаимностью. Пока все до меня дошло, я повернул Катю и себя назад и повел ее в другую сторону.