Иржи Марек: Собачья звезда Сириус, или Похвальное слово собаке

Мы, люди, приступим к решению этого вопроса архинаучно, а собака пускай поглядывает на нас с тихой мудростью и некоей деликатной снисходительностью (давая таким образом нам понять, что она-то считает наше занятие чистой нелепицей!), мы же ринемся в хаос теорий о вековых взаимоотношениях человека и собаки в надежде создать еще одну теорию, до сих пор неизвестную. Чтобы методы наши были строго научны, опорой нам будут институты, академии и всяческие научные общества, и это укрепит нашу уверенность, что в своем поиске мы не ошиблись, хотя именно институты, академии и всяческие научные общества живут большей частью тем, что деятельно доказывают. как уважаемый академик Такой-то заблуждается, полагая, что прав академик Имярек, в то время как академик Эдакий опровергает и того, и другого…

А ты, песик, сиди себе спокойно, скреби за ушами и не мешай мне. Вот придумаю еще одну теорию и тоже, может быть, стану потом чесать в затылке. И да будет тебе известно, что, опираясь на множество других мнений, я пришел к убеждению, что все начиналось именно так…

Древний человек охотился стаей, иначе он не имел ни малейшего шанса хоть что-нибудь поймать. Из всех животных человек был хуже всех подготовлен к жизни. Он очень долго преследовал зверя, бегал за ним, пытаясь выследить и настичь, разыскивал тропки, броды, водопои и те месте, где укрывался; а часто человек просто-напросто ждал подходящего случая, чтобы зверя убить и съесть. Факт этот, естественно, не делает большой чести роду людскому, но в защиту его надо признать, что иначе не выживешь. Ведь мудрая природа — не благодетельница, не ласковая праматерь, а суровая школа убийства.

Человек-охотник не был так быстроног, как хищник, не обладал ни слухом его, ни обонянием, ни зрением и в окружающем лихом мире слыл, пожалуй, эдаким недотепой и размазней: он подолгу спал и нехотя просыпался. К тому же следом за ним тащилась та часть человечьего стада, которая была еще менее подвижна, чем он сам, женщины с детьми и прочие родственнички и, конечно же, старики. О верховном руководстве мы уж и не говорим, эти вообще ничего не ловили, но зато вечерами у костра предсказывали иногда удачную охоту на завтра или пели песню про то, как отважный охотник (это каждый мог принять на свой счет) убил прекрасного оленя с тучными окороками. От первых пошли шаманы и незаменимое начальство, от вторых — барды и писатели.

Короче, человек-добытчик имел лишь заботы, издержки и неприятности и только одно-единственное преимущество: совсем иные, чем у прочих представителей животного мира, верхние конечности. Комичное отклонение от нормы: большой палец, хотя и был в одном ряду с остальными пальцами, обладал способностью становиться перпендикулярно по отношению к другим, а это значит, что существо, которое через каких-нибудь сто тысяч лет получит право украсить себя титулом хомо сапиенс, то есть человек разумный, могло схватить рукой любой предмет и крепко сжать в кулаке. Палку, скажем, или камень.

И тогда человек стал задумываться; что же, собственно, такое он держит в руке и зачем. Короче, он так напрягал мозги, что трещала голова, и вот в один прекрасный день надумал: если к силе дубинки он присовокупит силу камня, присоединив к палке заостренный кремень, то получит орудие, необычайно увеличивающее его собственную силу, — каменный топор.

Супротив медведя человек был до смешного слаб, но, вооружившись каменным топором, при некоторой отваге и в случае крайней нужды мог медведя и убить. Ого, вот так открытие! Ибо теперь человек уже сделал шаг по пути покорения природы, а также нынешних экологических катастроф. Впрочем, вернемся-ка лучше к началу этой головокружительной перспективы. Человек как был, так и остался слабым, но научился свою слабость скрывать, пуская в ход орудия, а некоторую тупость восприятия восполнял остротой мышления. Затравить оленя он не мог, зато мог выкопать кремневым топором яму, забросать ее ветвями и дожидаться, когда олени побегут здесь на водопой.

До такого ни одно нормальное животное (например, собака) не додумается.

Итак, человек преследовал зверя и таскал домой куски кровоточащего мяса, и случалось, что те небольшие животные, которые по ночам протяжно выли или коротко тявкали, бежали следом за ним, слизывая капли крови и подъедая остатки, валявшиеся на том месте, где охотник прикончил зверя. Прежде всего здесь оставались крупные кости, потому что тогда человек их с собой не уносил, как и внутренности, которые роду человеческому долго приходились не по вкусу. Еще герои Гомера лакомились окороками и костным мозгом, но никогда кишками или почками!