— Вот козлы! — сказал Фельдман. — Одно слово — бичи. Никакой совести! Мы им и деньги, и одеколон весь поотдавали, а они вон что!
— Надо следующую ночь заночевать в тайге, — предложил Климцов. Пускай пустой барак жгут.
— Лучше вытесать колы и встретить как положено — в штыки! — сказал Мучкин. — Нас больше. Неужели не справимся?
— А если и впрямь подожгут барак, куда будешь прыгать? — сказал Климцов.
— В окна. Откроем заранее те, что в тайгу. И отойдем на подготовленные позиции.
— Да мы их… как этих… — агрессивно задвигался Матвеенков.
Меж тем следующей ночью спать легли на изготовку. Матрацы оттащили подальше от окон и выставили караул.
— А может, их упредить? Пойти сейчас и всех замочить прямо в логове, — предложил Фельдман. — Зачем ждать?
— А ты готов? — спросил его Мучкин.
— Я — как все.
— Сегодня как раз Варфоломеевская ночь, насколько я помню, — стал наводить страх Артамонов.
— Все сходится, — приуныл Нынкин. — Нас порубят, как младенцев.
— Как бы действительно чего не вышло, — подсел к нему Пунтус.
— Варфоломеевская ночь не двадцать четвертого августа, а в ночь на двадцать четвертое, то есть она была вчера, — поправил парахроника Артамонова Решетнев.
— Тогда, слава Богу, есть надежда, — сказал Рудик.
Но, несмотря на снисходительность судьбы, внимания не притупляли и бдили как надо.
«Дикарей» никто не тронул ни в эту ночь, ни в следующую. Непоправимое чуть не произошло на третью.
У Матвеенкова после тройной дозы некипяченого чая заработал без передыху внутренний биологический будильник. Он у Леши был настроен одновременно и на мочевой пузырь, и на желудок. Обычно в таких случаях Алексей Михалыч тайно пробирался на кухню, расположенную во дворе, и добивал все, что как-то можно было применить в качестве пищи. Среди этой показательной ночи Алексей Михалычу тоже приспичило перекусить. Никто из караульных не засек, как Леша выходил, а вот когда, пыхтя, возвращался обратно, заметили все. «Дикари» проснулись и схватились за колы. Матвеенков открыл дверь и, боясь на кого-либо наступить в темноте, стал осторожно пробираться к своей лежанке. Два десятка глаз следили за ним в темноте, за каждым его движением. Все держали наизготове деревянное оружие и думали: «Как только этот бич набросится на кого-нибудь, я его тут же замочу!»
К счастью, Матвеенков своим любимым и известным движением почесал зад. В темноте на фоне окон Матвеенкова узнали только по этому накатанному движению. Вздох облегчения раздался из углов.
— Ну и повезло тебе, Алексей Михалыч! — сказал Решетнев. — Один шаг в сторону — и я вбил бы тебя в пол до пупка!
— Я, так сказать… в некотором роде… — завел свой типичный каскад Матвеенков и через несколько секунд опять заснул, расслабив свои поперечно-полосатые мышцы.
Остальные завелись и до утра не сомкнули глаз.
А барак так и не сожгли. Он и сейчас стоит на берегу Выми.
Мастер доложил в низовья, что запань Пяткое окатана. «Дикари» засобирались в обратный путь.
Пока ожидали водный транспорт, успели разукрасить бойцовки, написали на них «Парма» и нарисовали солнце, встающее из-за лесистых сопок.
Скоро из леспромхоза пришла отремонтированная брандвахта. Усаживаясь в ее раскаленное нутро, в последний раз взглянули на Пяткое.
— А ведь поначалу не верилось, что мы сможем переворотить такое, сказал Рудик. — Даже я некоторое время был в сомнении.
— Да, было дело, — вставила Татьяна.
Грусть угадывалась во всем и во всех. Август, август! Вот ты и догораешь своим прощальным огнем! Прощай, тайга, прощай, речка Вымь! Почему ты такая туманная? Тоже грустно? Ничего, все еще, может быть, повторится. Только ты не шали весной. Говорят, в прошлом году ты посмывала и унесла в Белое море столько добра! Прощайте, ссыльные! Конченые и неконченые! Жизнь вам судья!
К сходням Приемной запани леспромхоза пришвартовались под занавес дня. Пидор сошел на берег первым.
Вечера как такового не было, просто солнце падало прямо в реку. Огненная полоса пробегала по воде, на повороте выбиралась на берег и сжигала производственные строения, штабеля леса и лица «дикарей».
Развели костер. Гриншпону сунули в руки гитару. Песни, поплясав рикошетом по воде, возвращались обратно.
На огонек и музыку подошли бойцы из ростовского стройотряда «Факториал». Отряд занимался тем, что вылавливал плывущие по реке бревна, бревнотасками их поднимал на берег, загружал в вагоны и отправлял к себе на родину. Слово за слово — студенты разговорились и познакомились. Выяснилось, что командир у «Факториала» непробивной и что денег ростовчане за лето вряд ли получат столько, сколько не стыдно привезти с севера. В самом начале работ они три недели добывали кровати, телевизор и прочее культурное оборудование, и, пока устраивали никому не нужный быт, ушло драгоценное время. Поэтому «Факториал» не имеет денег даже на обратные билеты.
Читать дальше