Ирина Муравьева - Веселые ребята

Закончив эту взволнованную речь, Людмила Евгеньевна задохнулась и бородавчатыми своими пальчиками сняла очки.

— Почему же именно нас отобрали? — удивленно, тонким для мужчины голосом пропел Роберт Яковлевич. — Мало разве других школ?

— А чем мы хуже? — не выдержала Зинаида Митрофановна. — Только тем, что в себе самих не уверены, как я погляжу!

— Прекратите этот разговор, — строго, как детям, приказала Людмила Евгеньевна. — Я вам могу ответить, Роберт Яковлевич: потому что мы вышли в победители коммунистического соревнования школ Ленинского нашего района, вот почему!

— У меня вопрос, — мрачно пробасил физкультурник Николай Иваныч и трясущимися после летнего отдыха пальцами изобразил в воздухе знак вопроса, — а на хрена они к нам едут? Из своего Манчестера?

Педагоги недовольно зашумели.

— Вы дикарь, Николай Иваныч, — вскрикнула импульсивная Галина Аркадьевна, — неужели вы думаете, что если едут товарищи из капиталистической страны, то мы должны повернуться к ним спиной? И только за то, что им не повезло! Что они родились не в Москве, не на Урале, не на нашей красавице Волге, а где-то у черта на куличках!

— Ну, — не сразу нашелся Николай Иваныч, — а я вот и спрашиваю: на хрена?

— Это не нам с вами решать, товарищи, — спохватилась Людмила Евгеньевна, — за нас с вами, товарищи, партия решит, кому приезжать в нашу страну и кого мы приветствуем, а кому решительно говорим: «Убирайтесь в свою Америку!» Или даже не в Америку, а вообще «убирайтесь». Если партия считает, что английским ребятам нужно познакомиться с нашей жизнью, то мы только исполним волю партии, вот и всё. Обсуждать тут нечего.

«Нечего!» — совершенно забывшись, передразнил злобный и несговорчивый Николай Иваныч. — А потом на своих ребят обижаемся, что они на этих козлов стали похожи! На патлатых этих! — И, безобразно открыв рот, будто он беззвучно поет какую-то вызывающую и глупую песню, закатил глаза и руками изобразил, какие у него будто бы длинные, непричесанные волосы. — Вот вам и «нечего!»

— Так что, товарищи, — высокомерно отвернулась от него Людмила Евгеньевна, — первого сентября собираем в зале оба восьмых класса и проводим с ними ознакомительную информацию. А вы, Галина Аркадьевна, и вы, Нина Львовна, обсудите между собой, кого из своих девочек вы хотели бы привлечь к знакомству с английскими ребятами и чтобы… Ну, вы понимаете… Чтобы все было, как говорится, в порядке.

— В ажуре, — встрял опять Николай Иваныч, — чтобы чего не вышло… Манчестерского…

Не глядя друг на друга и тяжело дыша от ненависти, Галина Аркадьевна и Нина Львовна остались сидеть на диване в учительской. Все остальные разошлись.

— Вы слышали, что сказала Людмила Евгеньевна? — не поднимая глаз, спросила Галина Аркадьевна.

— Я не глухая, — ядовито ответила Нина Львовна. — Кого из девочек своего класса вы пошлете на знакомство с англичанами?

— Белолипецкую, Чернецкую, Воронок, Ильину и Птицу, — перечислила Галина Аркадьевна. — Разумеется, не Соколову! И не Аленину!

— Тогда с моей стороны будут Панкратова, Коган, Карпова Таня, Васильева и Бендерская.

— Вы же знаете, Нина Львовна, что у моей Белолипецкой непростые отношения с вашей Карповой Татьяной! Вы же помните, как ваша Карпова обозвала Лену Белолипецкую глухой тетерей? Или вы предпочитаете того, что вам неприятно, не помнить?

— Я бы, — тяжело, как дракон, задышала Нина Львовна, — я бы, Галина Аркадьевна, дорого бы отдала, чтобы кое-что забыть! А вот не забывается! Вот никак не забывается!

— Это вы на что намекаете? — побагровела Галина Аркадьевна и сквозь брусничную красноту, неожиданно застлавшую зрачки, с трудом обнаружила, что у Нины Львовны два больших хрящеватых носа. — Это вы, может быть, объяснитесь напрямую?

— Что уж тут объясняться, Галина Аркадьевна, — сказала Нина Львовна, — хотелось бы мне забыть, как взрослый один человек, и между прочим женщина — да, Галина Аркадьевна, между нами говоря, женщина! — весь обоссанный, извините меня за прямоту, является в два часа ночи в палатку, в которой не может заснуть другой, между прочим, педагог, и…

— Сука, — тихо перебила ее Галина Аркадьевна. — Я тебе, сука, никогда этих слов не забуду!

— Посмотрим, посмотрим, — начала было Нина Львовна, но дверь в учительскую распахнулась, и Людмила Евгеньевна в наполовину съеденной оранжевой помаде влетела в комнату с такой скоростью, словно кто-то размахнулся и, как мяч, закинул ее сюда из коридора.