Ирина Муравьева - Любовь фрау Клейст

— Адрюша, — сказала она, испуганно и нежно глядя на него и все больше краснея. — Адрюша, я так не могу, я боюсь. Я смертельно устала.

— Ну, ты отдохнешь, — забормотал он. — Конечно, зима — это ужас, а дача…

— Не дача! При чем здесь какая-то дача! — вскрикнула она и испугалась, что разбудит Алечку, и закрыла рот ладонью.

Профессор Трубецкой убито смотрел на нее исподлобья.

— Адрюша, при чем здесь какая-то дача? — шепотом повторила она. — Жизни у нас никакой нет! У нас же нет жизни!

— Ну, как же? — забормотал он, растерянно обведя толстой рукой вокруг себя, чтобы она увидела, что жизнь у них все-таки есть. — Ну, хочешь другую квартиру?

— Квартиру? — горько усмехнулась она. — Я человека хочу рядом! Я боюсь одна, Адрюша. — Он хотел было возразить, но она перебила его. — Ты думаешь, я ничего и не знала? — И слезы полились по ее худым осунувшимся щекам, которые он так любил целовать. — Я знала ведь все. Портнова ко мне приходила.

Он ахнул.

— Да это неважно, неважно! Она приходила якобы спросить, как нам понравился тот доктор, которого она рекомендовала летом. Сказала, что потеряла мой телефон, а адрес у нее остался. А потом она прислала мне копию того письма… — Тата запнулась. — Того письма, которое послала тебе на кафедру. Так что я все знала, и когда ты начал говорить, что, может быть, не сможешь приехать, я знала, в чем дело. Ведь в этом, Адрюша?

Профессор Трубецкой кивнул.

— Ну, видишь! А ты ничего не сказал!

— Но как же я мог?

— Ты и дальше не сможешь. — Она захлебнулась слезами и принялась судорожно сглатывать их, положив на горло левую ладонь. — Но дело не в этом!

— А в чем? — глядя в пол, тихо спросил он.

— В нем. — Тата кивнула на дверь, за которой посапывал Алечка. — Я его одна не вытяну. Когда ты улетаешь от нас, я потом целый месяц хожу больная. Я ничего делать не могу. Даже на него нет сил. А он знаешь как плачет? Он залезает под душ и стоит там часами, рыдая. Под душем. Как взрослый. Он очень не хочет, чтоб я это слышала.

— Что ты предлагаешь? — пробормотал профессор Трубецкой.

— Не знаю! — Она опять вскрикнула и опять зажала рот рукой, оглянувшись на дверь. — Я вижу, что это не жизнь!

Он молчал.

— Адрюша, — быстро, но не сбиваясь заговорила она и умоляюще протянула к нему обе руки. — Ты пойми меня! Я ведь о нем думаю! Мне же его поднимать! Откуда ты будешь брать деньги? А если они тебя выкинут?

«Боже мой, она и это знает!» — быстро подумал он.

— Ты на нас тратишь не меньше пятнадцати тысяч в год вместе с твоей дорогой, и поэтому мы пока можем жить. Но если они выкинут тебя или если что-то другое случится и ты не сможешь к нам приезжать? Тогда что с ним будет? Ведь я не смогу заработать, Адрюша! А он ведь совсем еще маленький!

— А как же другие? — не отрывая взгляда от трещинки на паркете, спросил профессор Трубецкой.

— У других есть помощь. Родители, муж… Я не знаю…

— Ты что, замуж хочешь? — криво пошутил он.

— Я ничего не хочу, — твердо сказала она и тыльной стороной ладони вытерла слезы. — Но я не имею права думать о себе.

Глаза ее вдруг стали какими-то мутными и белесыми от боли. Профессор Трубецкой чувствовал, что еще немного — и он разрыдается.

— За мной тут ухаживает один человек, — тусклым, безразличным голосом сказала она. — Он концертмейстер, часто ездит за границу. Хороший человек. Вдовец. Очень любит Алю. Живет вдвоем с матерью, я ее знаю.

— Ты что? — прошептал профессор Трубецкой, ловя открытым ртом воздух. — Ты сошла с ума! К-к-какой еще, к черту, вдовец, конц-ц-ц— ентмейстер? — Он схватил ее за плечи и начал легонько трясти. — Ты с ним… Ты с ним спишь?

Она изо всех сил замотала головой:

— У нас ничего… никогда… Адрюша!

Профессор Трубецкой вскочил и начал быстро ходить по комнате, вцепившись обеими руками в волосы по своей привычке.

— Откуда я знаю? — бормотал он, не глядя на нее. — Откуда я знаю?

— Но я же тебе говорю! — низким, сорванным голосом прорыдала Тата. — Ведь я же тебе говорю! Ты мне веришь?

— Бред, бред! — застонал Трубецкой и, опустившись на корточки, дрожащими ладонями развернул к себе ее мокрое лицо. — Ты что говоришь? Ведь у нас же семья!

— У нас не семья! Мы — семья две недели в году!

— Так. — Он встал и опять начал ходить по комнате. — Я жить без тебя не могу. Значит, выход один.

Она в страхе следила за ним своими мутными мокрыми глазами.

— Какой у нас выход?

— Жениться, — резко сказал он. — У нас только один выход.

Она всплеснула руками: