Виктор Ремизов - Кетанда

«Вот, дура», — подумал Вовка, но вслух ничего не сказал. Он даже хотел уйти в коридор, но не ушел. Отодвинулся только немного.

Подскочила Парамонова.

— Ух, ты, старинная, я такую в музее недавно видела. Слушайте, ну точно такую. — И она потянулась к ней рукой. Может, она просто потрогать хотела, но Вовка налетел, как коршун, и толкнул ее в бок. Парамонова на голову выше была, она любого пацана в классе скручивала, но тут оторопело отступила.

— Ты, что, Синцов, совсем дурак, что ли? — покрутила она пальцем у виска и пошла из класса.

Вовка нахмурился. На свое место сел. Девчонок возле вазы прибавилось, они заглядывали в нее, трогали. Тихоновой среди них не было.

— А если совсем близко, если внутрь заглянуть, то как будто в море.

«Это соседка по парте Катька Самсонова», — понял Вовка. Он никогда по-настоящему не видел моря и подумал, что надо будет дома посмотреть.

После третьего урока был праздник. Всех девчонок выгнали в коридор. Каждой на парту положили подарки: маленькую куколку-пупсика и шоколадку «Аленка». Вовка отбил себе право разнести шоколадки. Они обзывались друг на друга и громко спорили, какая девочка где сидит, и раскладывали. Тихонова сидела с Митрохиной, Вовка положил шоколадки, аккуратненько все поправил, увидел, что пупсик у Тихоновой поцарапан, и поменял его на митрохинский.

Наконец они всё сделали, встали возле своих парт и торжественно затихли. На партах лежали подарки, на столе у Тамары Михайловны стояли разрезанные торты на блюдах, а в центре сверкала Вовкина ваза, полная конфет.

Пустили девчонок. Те, стесняясь, вошли и встали на свои места, делая вид, что не замечают подарков. Только Ленка Килькина уронила свою шоколадку, полезла за ней под парту, и все захихикали. Тамара Михайловна с трудом — она была такая толстая, что сидела на двух стульях сразу — поднялась, поздравила девочек, но есть сразу не разрешила. Сначала надо было прочитать стихи. Стихи были для взрослых — для мам и для учительниц. Вовке учить ничего не давали, и он просто сидел, потихоньку рассматривал ребят и понимал, что теперь он такой же, как все. А может быть, даже и получше некоторых. И еще он вспоминал, как мама принесла вазу. Сначала не давала, а потом сама принесла. Ему хотелось побежать домой раньше мамы и Машки и развесить открытки над кухонным столом, как он задумал.

Это был самый хороший праздник в его жизни.

Потом Тамара Михайловна разрешила есть и вставать со своих мест. Они быстро все слопали и стали беситься. Даже в футбол начали играть губкой с доски, когда Тамара Михайловна «на минуточку» вышла в учительскую. Вовка хоть и был почти самый маленький (третьим с краю стоял на физкультуре), в футбол играл получше других. И если бы не девчонки, которые тоже бегали, визжали и толкались и просто так пинали губку, то он бы показал себя. Они даже не сразу услышали, как в класс вошла Тамара Михайловна. Чуть не свалили ее.

— Ну, всё-всё. Что такое? Вас в учительской слышно! Ножкин, Попов, ну-ка заправьте рубашки. Всё! Звонок уже был, родители внизу ждут. Поздравляйте от меня ваших мам, бабушек. Если кто-то хочет зайти, скажите, что я здесь.

Вовка надел ранец, взял пакет и бумагу и подошел к Тамаре Михайловне. Он хотел попросить, чтобы она завернула, но Тамара Михайловна уже разговаривала с кем-то из родителей.

— Тамара Михайловна, можно я возьму, — показал Вовка на вазу.

— Да-да, Вовочка, бери, иди. До свидания. Он взял вазу и аккуратно вышел из класса. Он даже рад был, что ее не стали заворачивать. Ему хотелось идти с ней по улице. Может, даже вместе с Тихоновой идти, им было по дороге. За ней, правда, всегда приходила бабушка.

Тихонова уже убежала вперед и Вовка как мог поторапливался, но на лестнице было полно учеников, а снизу поднимались родители с цветами. Его все время толкали, и он шел медленно. Наконец он спустился в раздевалку. Поставил вазу на подоконник, бросил рядом ранец, нашел свою куртку и увидел, что Тихонова уже оделась и выходит из школы. Он нахлобучил шапку, заторопился, запутался в рукаве, не застегиваясь, дернул ранец с окна и побежал к выходу.

— Ча-а-х-х! — раздался сзади ни на что не похожий звук. Вовка обернулся. По кафельному полу прыгали хрусталики. Он обмер. Глянул на подоконник, но там уже ничего не было. На полу валялась пузатая ножка и бок от вазы, и много-много маленьких кусочков фиолетового стекла. Вовка опустился на колени, и стал прикладывать куски друг к другу. Два из них хорошо сложились, и получилось почти полвазы, но ножка не подходила.