Виктор Ремизов - Кетанда

Вера не спала. Костя медленно раздевался, думая, как же все это сказать, и не мог придумать. Прошел за стол, сел устало. У него болела голова, и хотелось спать.

— Дай-ка мне водки, мать, я деньги потерял, — выговорил Костя тихо, и сам испугался того, что сказал. Поднял голову на жену: — Все!

Тут у Веры заколотилось сердце. Она, пока ждала его, опять готовилась к тяжелому разговору о его ночных «работах», хотя и не знала, что сказать, и даже, наверное, не хотела этого разговора, а тут еще и деньги. Подумала даже не собрался ли ее Костя совсем уйти вместе со всеми своими деньгами… но в Костином лице не было и намека на ложь. Оно было очень плохое.

Вера сходила на балкон, принесла водку и остатки рыжиков.

— Знаешь, мать. — Костя посмотрел на Веру. Ему хотелось что-то важное сказать. Про то, что он все не так делает, и не знает, как надо делать, и что-то еще, важное, очень важное, — но он не мог — слов не было и давило слева. Тяжело и страшно. — .Я, наверное… не буду. Что-то у меня тут… лягу, пойду.

Он лег, не раздеваясь. Вера вошла.

— Как болит-то?

— Тут, — провел Костя по левой стороне, — в боку.

— Может, сердце?

— Не знаю. Весь бок болит.

Он снова вспомнил про дачу, поморщился и шевельнул рукой. Ладно, мол, пройдет.

Вера вышла, осторожно прикрыв дверь. Он и не мог уже думать, и не хотел, но мысли откуда-то лезли, шуршали в голове, как мыши. Хотелось встать и вытряхнуть их. Да нет, объяснял он сам себе, так все и должно было случиться. И не могло по-другому. Все к тому и шло. Вспомнил кривую ухмылку зятя. А ведь точно, жлоб! Ни себе, ни людям. Появись они сейчас, упади, вот с неба, взял бы и отвез этому бездельнику. Сейчас бы отвез! Легче от этих глупых мыслей становилось. Казалось, что они могут взять — и правда упасть с неба. Куда-то же они делись? Может, отдадут?

Он забывался, как будто даже засыпал ненадолго, и ему грезилось, что деньги целы, что он никуда не ездил и они лежат сейчас в кухне, в шкафу, а другие — на даче в банке. И от этого почему-то становилось еще тяжелее. Он задыхался, открывал глаза, и ему казалось, что он в больничной палате. Безжизненный, серый свет шел из окна. И стены были, как в больнице — пустые и безразличные к его боли.

Вошла Вера, в своем светленьком халатике.

— На-ка, выпей, — подала стакан с чем-то вонючим.

Костя сел на кровати, выпил, поморщился и посмотрел на жену с такой благодарностью, что если бы не темнота, то постеснялся бы.

— Надо бы машину поставить.

— Ложись, не надо ничего, — она стала раздевать его, как маленького, стащила свитер, расстегивала пуговицы на рубашке… и он не сопротивлялся. Только все смотрел на нее, пользуясь темнотой и чувствуя ее родной запах.

— Давай, штаны снимай…

Вера накрыла его одеялом, вышла на кухню, и Косте снова показалось, что он в больнице. Как-то все безвольно, обреченно было. Как будто от него уже ничего не зависело. Еще лекарство воняло.

— Вер, — позвал Костя. Он боялся этой больницы.

Вера легла, он обнял ее слабой рукой, ткнулся носом в пухлую грудь и подумал, что вот лежит мужик, потерявший кучу денег. Но эта мысль не вызвала в нем ничего. Вера чуть заметно гладила его по голове.

— Тебе полегче? — спросила.

И Костя понял, что она плачет.

Костя проснулся, когда уже было совсем светло. Солнце заливало комнату. Шторы стали прозрачными и легкими. Он был совершенно спокоен. Нигде не болело, и ни о чем не думалось. Только в душе была пустота и усталость. Вера что-то делала на кухне. Мелко-мелко стучала ножом. «Капусту в щи режет», — подумал Костя. И ему вдруг вспомнилось детство. Мать вот так же стучала по воскресеньям — пирог с капустой стряпала. И можно было еще малость поваляться. Он пытался вспомнить вчерашнее, но оно было уже где-то далеко — как будто фильм вчера посмотрел с плохим концом. «Повезло мне все-таки с ней, — подумал. — Ни слова не сказала».

Он оделся и пошел поставить машину. На улице была настоящая весна. Солнце палило, капало отовсюду. Вчерашняя метель была чем-то далеким-далеким, будто это было зимой и давно-давно. А он сам будто бы из больницы вышел. Слабый еще. Щурился на сверкающий на солнце снег. «Баню надо достроить, — подумал, — сейчас взял бы Веру, да и съездили бы».

Задница соседа торчала из мотора стареньких «жигулей». Так бывало каждое воскресенье. Костя слабо улыбнулся и подумал с неожиданным облегчением: «Может, Бог у меня их забрал. Деньги-то!»

Деньги лежали в машине. На видном месте — в ногах переднего сиденья. Костя как сел, так сразу их увидел. Он сидел и спокойно смотрел на них. На них и в окошко. На голубое небо.