Юрий Азаров - Новый свет

— Не пнул, а так, чуть-чуть.

— А думаешь, ей приятно? Думаешь, она не понимает, где рука, а где ноги? Собаки еще лучше понимают, чем люди. Мне один дяденька сказал, что собаки больше людей знают и все-все понимают, только им надо прямо в глаза рассказывать, тогда каждое слово в их голове оседает.

— Ну, ты даешь, Почечкин.

— Что ты зарядил как попугай: даешь, даешь. Что, других слов не знаешь?

— А ты как педагог. Сказки скоро будешь рассказывать, как этот алкаш Волков…

Как только были сказаны эти оскорбительные слова в адрес учителя, так Коля схватил прут металлический да как хватит им Славу Деревянко, а Слава весь кровью и залился и руками обнял голову, и Эльба залаяла, и Коля в испуге диком заплакал, закричал:

— Слава! Славочка!

А Слава пулей вылетел из сарая и бегом к медпункту, а за ним Почечкин, а за Почечкиным старая Эльба. Деревянко бежал, закрыв руками лицо, и сквозь пальцы сочилась кровь. И через две минуты по интернату слух пошел:

— Чулы, отой рыжий Славку убил.

— Та не може буты.

— Сама бачила. Весь в крови.

— Та вин же малый.

— Ото ж и кажу, шо малый. Зараз все перемешалось. Мали великих бьють, а велики с малыми не справляються.

— Поразболталась детвора.

— А что может вырасти из дитыны, у которой на глазах батько мать убил?

— Все беды идут от непорядка в семье.

— Ото ж и я кажу, с семьи надо начинать, а не с интернатов. Тут вони як черты озвереют. И нас ще поубивают.

— Раньше хоть в бога верили, а зараз ни в бога ни в черта. Коля в этот вечер чувствовал себя не в своей тарелке. Его со всех сторон донимали предостережениями:

— Хана тебе, Колька, теперь. Прибьет тебя Славка.

— Достукался, рыжий.

— Ты не ходи сам, держись поближе к воспитателям, чтобы он не тронул, а потом, может, забудет.

А Колька и не ждал расправы. Не верил в нее. Что-то в глубине его рыжего, покрытого тонким слоем веснушек, крепенького тела екало, что-то чего-то пугалось, и что-то, напротив, ждало с нетерпением, ждало какого-то нового, хорошего поворота в жизни, нового события, может быть, даже чуда. Колька верил в чудеса. Он часто загадывал: «А вот не выучил урок, а все равно получу хорошую отметку», И так хотелось испытать страх. Не избежать страха, а, наоборот, пройти через страх: уж больно от его преодоления у Почечкина большая радость получалась. И теперь он верил, что все хорошо обернется. Так оно и получилось.

Коля Почечкин вошел в учебный корпус и, как только увидел стоящего к нему спиной перебинтованного Деревянко, так у него в груди появилось знакомое чувство ожидания страха, и ноги сами было хотели отнести его в сторону, но в голове у Коли сидело что-то умное. И это умное и упрямое настояло на том, чтобы Коля шел навстречу возможной беде. Не соображая и как-то непонятно волнуясь, Коля подходил к перебинтованному Славе. Не сводил с героической головы глаз своих. Колино воображение в один миг увидело в перебинтованной голове такую прекрасную раненость, какая случается в настоящем окопе и на настоящем фронте. И не то чтобы жалко стало Коле Деревянко, и не то чтобы страх за себя подступил, неизвестно почему, а Коля вдруг почувствовал жар и сразу же быстрое облегчение — слезы одна за другой скатывались по его лицу. Всхлипывая, Коля сказал:

— Слав-ка! Слав-ка. Болит очень?

От неожиданности Слава вздрогнул, повернулся и, увидев заплаканного Колю Почечкина, рассмеялся:

— Совсем не болит! Понимаешь, совсем. Здорово ты меня, а? Психованный ты, оказывается.

— Я очень психованный, — признался Коля. — Это у меня на нервной почве. И еще потому, что я очень одиноким расту.

Славке ужасно понравилось объяснение Коли Почечкина. Он обнял младшего своего друга. Обнял крепко. И когда обнимал, то на ушко сказал:

— А достанешь еще сгущенки?

— Хоть сейчас. Пошли, Славка! Я тебе и повидло принесу, и компот, и усухофрукт, и патроны для мелкашки.

Коля и Славка на удивление интернатской детворе шли по территории в обнимку. По этому поводу высказаны были самые разные соображения. Детьми:

— Везет же рыжему. Чего ни сделает — с рук сходит. Педагогами:

— Я же говорил, что Слава благородная личность, — это Смола заключил. — В нем по-настоящему сочетается физическое совершенство с духовным развитием.

— Самое главное, что он умеет прощать. Это один из главнейших источников гуманизма, — это Волков добавил.

— Надо будет об этом факте непременно всем детям на линейке рассказать, — это я предложил.

И совсем умилительная сцена произошла возле склада.